Кратов церемонно поклонился. Рашида приблизилась к нему царственной поступью, привстала на цыпочки и поцеловала.
— Угадай, зачем я здесь, — шепнула она.
— Не нужно быть провидцем, — криво усмехнувшись, сказал Кратов. — Ты явилась представиться моей маме в качестве будущей невестки.
— Кратов! С тобой скучно…
— Могла бы прежде спросить моего согласия.
— Еще чего! Это тебе не Галактика. Здесь мы сами выбираем мужчин себе и отцов своим детям.
— А вы, доктор Кратов, знаете, что такое «длинное сообщение»? — спросил Спирин.
— Знаю, — терпеливо промолвил Кратов. — Вы, спасибо, объяснили еще в прошлую нашу встречу.
— Больше всех перепало, очевидно, Ертаулову. А вам — меньше всех. Поэтому синдром «ментального просачивания» у вас практически не наблюдается.
— А вот это вы в прошлый раз не объясняли.
— Правильно. Я сам только недавно подцепил сей термин у доктора Дананджайя из клиники «Зеленый Луч». Видите ли, «длинное сообщение» не просто лежит в ваших мозгах, как кристаллик в инфобанке. Оно воздействует на ваше подсознание, а иногда даже посылает ему часть своей информации. Выражается это очень по-разному, в самом широком диапазоне симптомов. От полного параноидального умопомрачения до легких галлюцинаций. Ертауловский «черный занавес» — явление того же порядка.
— Но мне-то никогда не являлись никакие зеленые человечки! — запротестовала Рашида.
«А мне являются постоянно, — подумал Кратов. — Все эти странные вещие сны в самые неподходящие моменты…» Его вдруг прямо посреди этого солнечного теплого утра пробил мороз по коже.
— Это и не обязательно, — беспечно разглагольствовал Спирин. — Во- первых, может быть, еще время не настало. Еще явятся, мало не будет… А во-вторых, если сравнить вас до полета и после, наверняка будут отчетливо заметны какие-то тончайшие изменения личности.
— Кратов, — требовательно сказала Рашида, по-хозяйски обнимая его за шею. — Тебе что-то заметно?
— Кратов? — переспросил тот. — Какой Кратов? Нет здесь никакого Кратова, одни только зеленые человечки…
— Ты что, опять решил улизнуть?! — возмутилась женщина.
— Другой вопрос: ежели «длинное сообщение» — не праздный домысел утописта из Рио, а факт, что всем вам с этим обстоятельством делать, — хладнокровно продолжал Спирин. — Нужно как-то от него отбояриваться. Прочесть и удалить. И как можно скорее. Такие занозы в мозгах бесследно не проходят…
— Я думаю над этим, — уклончиво сказал Кратов.
— Избавься от Спирина, — прошептала ему на ухо Рашида. — Не знаю, в чем дело, но я хочу тебя прямо сейчас…
— Самое время, — проворчал тот.
— Кстати, — вдруг вскинулся Спирин. — Вы говорили, что у вас где-то тут есть настоящий сфазианский биотехн. А нельзя ли на него взглянуть?
— Это самое простое, что я могу вам предложить, — сказал Кратов. — Видите эту тропинку? Идите прямо по ней, пока не упретесь в громадный черный валун посреди лужайки. Только не вздумайте его пинать, он живой и очень чувствительный…
Он вдруг застыл на полуслове с открытым ротом.
Марси, золотовласая малютка Марси, милая проказница и капризуля Марси, Марси-беглянка стояла на той самой тропинке, что вела к Чуду-Юду, тоже совершенно остолбенелая, и выражение лица у нее было самое неприятное.
— Так я пойду? — проговорил Спирин в пространство. — Мне еще этого сопляка Торрента нужно встретить… — Проходя мимо обратившейся в соляной столб девушки, он галантно поклонился: — Мадемуазель?
— Мсье? — едва слышно прошелестела Марси и, словно во сне, сделала самый медленный книксен в своей жизни. Все напряженно глядели вслед уходящему Спирину.
— Кратов, — первой нарушила молчание Марси. — Мне тоже… уйти?
— Лично я никуда уходить не собираюсь, — негромко объявила Рашида, как бы невзначай убирая руку с кратовской груди.
— Тогда и я останусь, — голос Марси исполнился ледяной решимости.
— Может быть, будет лучше, если уйду я? — сгорая от малодушия, спросил Кратов.
— Может быть, — обронила Рашида.
Она и не глядела на него. Все ее внимание было приковано к внезапно возникшей из ниоткуда сопернице. Рашида разглядывала девушку пристально и беззастенчиво, как если бы та была диковинным зверьком… или экспонатом Тауматеки… При этом лицо ее стремительно сменяло выражения, от агрессивной неуступчивости к напряженному гаданию, к задумчивой созерцательности.
Марси же неотрывно смотрела на Кратова. И ей никак не удавалось поймать его взгляд.
— Костя, — сказала она. — Что с тобой? Почему ты молчишь?
— Кратов, — сквозь зубы процедила Рашида. — Живо припомни какое— нибудь свое «хокку». Сию же минуту! Неповинующимися губами он промямлил:
В калитку ко мне,
и не постучав, и не квакнув,
шлепает лягушка… [10]
— Спасибо, — сказала девушка звенящим от обиды голосом.
— Марси, Марси, — пробормотал Кратов. — Где же ты была?
— Тебя совсем нельзя оставлять одного? — с нервным смешком осведомилась она.
— Я пытался найти тебя… — Ему самому отвратителен был этот нищенский оправдывающийся лепет. — Я целый месяц ждал…
— Ты меня уже больше не любишь?! — Ультрамариновые глаза живо наполнялись слезами, мраморный носик покраснел.
— Марси, все не так просто…
— Кратов, — отрывисто проговорила Рашида. — Она беременна.
Кратов на какое-то время забыл дышать.
— Это так? — спросил он. Марси, шмыгнув носом, кивнула.
— Это твой ребенок, — сказала она. — Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к этому и решить, хочу я ребенка от тебя или нет. И я решила, что хочу. Я пришла сказать тебе об этом, и вот… я пришла.
Ему хотелось умереть. Он впервые понял, что буквально означает иносказание «разрываться надвое». Потому что еще ему хотелось упасть на колени и ползти через всю посадочную площадку, пока он не уткнется покаянной, а точнее — окаянной своей башкой в упругий животик Марси. Это было самое меньшее, что он мог сделать.
— Кратов, — сказала Рашида. — Брысь отсюда. Мы сейчас сами решим, чей ты будешь.
* * *
Он брел куда глаза глядят.
Все дела и проблемы нежданно отступили от него и растворились в тумане — словно эскадра Летучих Голландцев, таких зловещих и страшных по рассказам и на вид, а на деле ничего из себя не представляющих, кроме изобретательно и со вкусом устроенной иллюзии. «У меня будет ребенок, — думал он. — А я так отвратительно безразличен. Иду себе, переставляю ноги, а не бегу вприпрыжку, не скачу козлом. И не в ту сторону, кажется… Наверное, что-то должно измениться в этой жизни. И во мне самом тоже. Наверное, я должен как-то иначе вести себя и строить планы на будущее. К примеру, не совать голову в пекло при любом удобном случае. Не ввязываться в долгосрочные проекты вне пределов досягаемости. Теперь я отвечаю не только за себя и не только перед мамой. Я должен научиться не только брать, но и отдавать. Как там говорил покойный Пазур? Нужно перестать накапливать и успеть отдать. Потому что некоторые не успевали… Вот и я должен успеть отдать свой жизненный опыт, свои скопленные душевные богатства… буде такие существуют… этому незнакомому пока еще маленькому человечку. — Кратов вдруг рассмеялся и озадаченно потер лицо ладонями. — Дьявольщина, я ведь, наверное, должен буду ему понравиться! Не то он посмотрит на меня и скажет: на кой бес мне такой несуразный и непутевый папаша!.. Он — или она. Вполне возможно, что это будет девочка. Хотя в моем роду по отцовской линии, как мне представляется, одни мальчики. Неплохо было бы отыскать отца и сообщить этому ветрогону, что он уже дедушка и пора бы ему знать свое место под солнцем… Да и мне тоже… пора».