Один раз он поскользнулся. Задняя нога провалилась в пустоту. Еще немного — и он полетел бы вниз. Дес поспешно напряг остальные конечности и восстановил равновесие. Мешок с припасами, притороченный к спине, казалось, был набит не едой, лекарствами и снаряжением, а слитками необработанного металла. Панцирь, прикрывающий грудной отдел, при каждом шаге больно тер брюшко, угрожая прорвать кровеносную систему. Если бы такое вдруг случилось, Дес истек бы кровью, не успев добраться до поверхности.
Верхний конец шахты виднелся на ужасном отдалении. Десвендапур старался не смотреть туда, чтобы не отчаяться. Он чувствовал, как дрожат конечности, и понимал: возврата уже нет. Верхушка шахты теперь была ближе люка, через который Дес сюда попал. А на то, чтобы спускаться, требовалось не меньше сил, чем на то, чтобы подниматься. Поэт покрепче стиснул жвалы и продолжал ползти. Его грудь судорожно пульсировала в такт тяжелому дыханию.
Чем выше он поднимался, тем крепче делался незнакомый запах поверхности. Как раз тогда, когда Дес понял, что больше не выдержит, он с размаху стукнулся головой обо что-то твердое. Незащищенные усики пронзила острая боль. Только шок помешал ему отпустить стенки шахты и рухнуть вниз. Если бы Дес упал с такой высоты, он мог бы уже не беспокоиться, вытащат его или нет. Воздух, втягиваемый через закрытые сеткой щели величиной с глаз, хлестал Деса по открытым глазам. Поэт, не обращая внимания на пыль и мусор, летящие ему в лицо, поднял обе иструки и принялся ощупывать внутренний край люка. Где-то тут должна была быть задвижка. В темноте он почти ничего не видел, и еще ему все время приходилось отворачиваться, чтобы защитить глаза от мелких частиц, угрожавших повредить нежные мигательные перепонки.
Если не получится найти задвижку, или она откажется открываться, у него не останется другого выбора, кроме как попытаться вернуться назад, к служебному люку. Но, судя по тому, как трясутся ноги, вряд ли у него это получится.
Десвендапур очень тщательно изучил устройство воздухозаборных шахт, но одно дело — разглядывать чертеж в уютной комнате, и совсем другое — искать на ощупь крохотную детальку, дрожа от усталости и вися на одних истногах над глубоким колодцем, под потоками воздуха, который будто нарочно старается сорвать тебя и бросить вниз. Тонкие пальчики левой иструки шарили по линии, где крышка шахты встречалась со стенками. Наконец Дес нащупал некое неподвижное препятствие. Подняв голову, поэт попытался приглядеться получше. Это, наверное, задвижка. Это должна быть она! Дес всеми четырьмя пальцами надавил и повернул, как было показано на схеме, которую он выучил наизусть.
Задвижка поворачиваться не желала.
Дес постарался выровнять дыхание и попробовал еще раз. Такое впечатление, что либо задвижка заржавела, либо вообще заварена намертво. Но поэт не сдавался — он просто не мог себе такого позволить. Он попытался втретий раз. Нет, нужно просто упереться покрепче — и надавить посильнее…
Десвендапур из последних сил решительно уперся задними конечностями в стенки шахты и отпустил все четыре передние. Он впился в задвижку всеми шестнадцатью пальцами иструк и стопору к и принялся давить и вращать. Что-то скрипнуло — и задвижка открылась!
Дес потом так и не вспомнил, когда ноги отказались его держать -до того, как он уцепился за край колодца, или одновременно с этим. Он понимал только, как бесконечно долго висел на руках, пинаясь и брыкаясь во все стороны, пока, наконец, ему не удалось выползти наружу. Беглец перевалился через край и рухнул наземь, задыхаясь, не видя ничего вокруг, рядом с чем-то вроде пня дидерокарпуса. Последнее, что он успел сделать, прежде чем потерял сознание,— захлопнуть за собой крышку люка. Задвижка звонко защелкнулась.
Теперь пути назад не было. Дес уже не мог открыть шахту и вернуться в улей снаружи. Он оказался на поверхности чужой планеты, планеты двуногих. Чего, собственно, и добивался.
Разузнать, где располагаются несколько стационарных следящих устройств и когда мобильные сканеры облетают свои сектора обзора, было совсем нетрудно. Системе безопасности колонии поневоле приходилось ограничивать действия, чтобы не привлечь внимания местных человеческих властей. Многое по необходимости пришлось оставить на усмотрение людей, которые помогали создавать колонию. Но и те были вынуждены скрываться. Наибольшую пользу приносили сотрудники, сумевшие внедриться в администрацию заповедника, но даже они не могли надолго задерживаться в окрестностях колонии. Иначе как бы они смогли объяснить, отчего околачиваются в дан ном квадрате тропического леса, который внешне — снаружи — ничем не отличается от соседних тысяч квадратных километров. Поэтому, если Дес будет держаться настороже, шанс, что его обнаружат, не особенно велик.
Его возбуждение, связанное с тем, что ему наконец-то удалось выбраться, несколько умерялось смертельной усталостью. Все суставы экзоскелета болели. Он лежал на брюшке, подобрав ноги, выжидая, пока вернутся силы. А вместе с силами к нему возвращалась и способность восторгаться инопланетным пейзажем.
Стволы вокруг были странного цвета: либо серые, либо серовато-зеленые, а не привычно коричневые. И прожилки на широких лопатовидных листьях казались чересчур выпуклыми. Дес испытал немалое облегчение, увидев множество отдаленных предков своего вида, ползающих и летающих по лесу. Влажный воздух прорезали вопли примитивных млекопитающих, предков доминирующего вида Земли. Если бы влажность была поменьше, Десвендапур испытывал бы сильный дискомфорт, но она почти соответствовала нормальной, а потому транкс без особого труда примирился с прохладной температурой. Возможно, время от времени его будет донимать холод, особенно по ночам, но ничего, он как-нибудь переживет.
Поскольку Дес почти все свое свободное время посвящал изучению биологии поверхности в окрестностях колонии, теперь он без труда опознал даже не одно, а несколько съедобных растений. Сточки зрения людей, они не являлись съедобными — по способности поглощать и переваривать растительную пищу люди вообще сильно уступают транксам.
Десвендапур поднялся, снова взвалил на спину мешок и зашагал через лес. На съедобные растения он пока не обращал внимания. Есть ему не хотелось, а по дороге встретится немало других. К тому же Дес не хотел оставлять за собой следов.
Помня об этом, он старался ступать только на очень влажные или совсем сухие места, чтобы не оставлять отпечатков ног, пробирался осторожно, не ломая веток и не обрывая листьев, и вообще заботился о том, чтобы поменьше нарушать целостность лесной подстилки, хотя в лесу имелись и другие крупные животные, и эти следы вполне можно было приписать им. Даже человеческий специалист вряд ли сумеет отличить ветку, обломанную транксом, от ветки, обломанной тапиром.
По мере того, как поэт все дальше уходил от колонии в чащу девственного тропического леса, его возбуждение нарастало. Вот зачем он прибыл сюда, вот чего он так долго искал — новых, совершенно непривычных зрелищ и впечатлений! Уже сейчас длинные строки стихов непрошеными являлись в его мысли в таком количестве, что Десу временами приходилось останавливаться, чтобы наговорить их на скри!бер. Каждое дерево, каждый цветок или насекомое, каждое выглянувшее из-за бревна пресмыкающееся и каждый пронзительный крик птицы дарили все новые приливы вдохновения. Десвендапур не мог перестать сочинять стихи, как не мог перестать дышать. Это замедляло продвижение, зато поднимало настроение.