Шестой моряк | Страница: 5

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Аталнурмайя в испуге оборачивается.

Я заливаюсь смехом... у Змееглавца был довольно неприятный смех, скорее смахивающий на ослиное взревывание. И я поневоле ловлю себя на том, что по-прежнему гляжу на киску-принцесску его глазами. Его жадными, похотливыми зенками. Проникаю взором под трепещущие покровы, мысленно срываю их и дорисовываю воображением пленительные очертания ее юного тела... нетрону тую грудь... неласканный живот... невспаханное лоно...

Змееглавца можно понять. Смел ли он надеяться при жизни, что Аталнурмайя Небесница заговорит с ним, как с равным, да еще проявит к его особе столь жгучий интерес?!

— Значит, ты злой демон?

— Я не демон, Небесница. Но во мне — бездна зла.

— А есть ли в тебе хотя бы крупица добра?

— Во мне скрыты бездны всего, что рождалось во всех мирах. Следовательно, есть место и добру. Но...

— Что же, договаривай!

— Меня редко пробуждают для добрых дел.

— Как мне называть тебя? — снова шепчет принцесса. — Кто ты сейчас — Агнирсатьюкхерг или Элмизгирдуан?

— И снова ни то, ни другое, Небесница. С каждым Воплощением я становлюсь иным. С каждым Измещением я меняюсь. И при этом всегда остаюсь самим собой. Придумай мне имя и называй этим именем. В конце концов, это лишь звуки твоего нежного голоса.

— Скользец, — с улыбкой произносит она.

— Отчего же Скользец?!

— Оттого, что ты скользишь между временами и мирами, от тела к телу. А захочешь тебя поймать — ты проскальзываешь между пальцев...

Скользец... надо же такое придумать! Смешное имя. Пришел Скользец — вам всем конец.

— Эта способность — лишь малая часть меня. Произнесенное Веление сделало ее моим главным оружием в этом мире. Иная формула Веления — иные способности... Никто еще не ухитрился стребовать с меня того, что было бы для меня невозможным.

— Должно быть, эти люди не страдали избытком фантазии.

— Люди? Хм... пожалуй. Не страдали. Все их желания, все Веления были довольно однообразны. К тому же это были не люди. Впрочем, это вопрос терминологии. То, как они себя называли, было вполне сходно по смыслу.

— Значит, мы не первые в этом мире?

— И даже не двадцатые...

— Так ты бессмертен, Скользец?

— О нет, Небесница. Я смертен, и не просто смертен. Я бесконечно смертен!

— Что это значит?

— Исполнив Веление, я должен умереть вместе со своим телом. До следующего Воплощения... Таков древний Уговор. Смерть — всегда смерть. Но когда к ней привыкаешь, она становится разновидностью сна.

— А разве никто не желал измерить пределы твоих способностей? Хотя бы из чистого любопытства? Например, приказать тебе убить себя раз и навсегда...

— Никто, Небесница. Меня не вызывают из любопытства. Меня вызывают от безысходности.

Я не хочу рассказывать ей про авакуапеулиа. Это слишком светлое воспоминание, слишком личное, чтобы делить его с посторонним существом, с кем я очень скоро принужден буду расстаться навсегда. Это неизбежно. Все уходили, уйдут и огиссы... вернее, люди — как они себя называют. Обозначение не хуже и не лучше других.

— Но ты мог бы?

— Что? Убить себя? Разумеется, Небесница. Это не вопрос. Но... Разумеется, я устал, и в минуты слабости мечтаю тихо и безмятежно умереть. Но я не хочу убивать себя!

— А если тебе прикажут?

— Не в этом Воплощении. Я уже выслушал Веление и намереваюсь его выполнить. Даже если в конце концов все пожалеют об этом...

— Что означают твои слова?

— Только то, что они означают.

— Но ты найдешь моего отца, Скользец?

— Я найду вам короля. Я начал цепь Измещений, а на другом конце этой цепи меня ждет твой отец, живой или мертвый.

Аталнурмайя поджимает губки. Многое отдал бы, чтобы проникнуть в ее мысли. Но сделать это я могу одним лишь способом — Измещением.

Впрочем, ничто мне не препятствует.

Возможно даже, что она что-то знает о судьбе своего отца. Возможно...

Но пока мне хочется видеть ее рядом с собой, нежели самому быть внутри нее. Ох, уж эти оковы тела, тени чу жих чувств!..

Возле рощи на окраине Алтарного поля нас дожидаются кони. Вернее — звери, которых здесь называют конями и используют для верховой езды. Раньше «конями» называлось совсем другое... Здесь же переминается с ноги на ногу и нервно зевает полусотня копейщиков в походных латах. Среди них — Когбосхектар Без Прозвища. Огромный, волосатый, косматая грудь, косматые лапы, жесткая черная шерсть пробивается даже на расплющенном носу. Не проронив ни слова, смотрит на меня с подозрением. Копье в его руках кажется тростинкой.

Мы молча стоим и ждем, пока притащится старый хрен Свиафсартон Страхостарец. Как бы не загнулся по дороге... Пособить ему нет никакой возможности. Коня не пошлешь. Традиция первая: на Алтарное поле можно ступать лишь жертвенным животным. То есть пришлось бы того конька сразу и почикать... А на руках его допереть можем лишь мы двое, я да принцесса. Традиция вторая: на Алтарное поле можно ступать лишь посвященным. Принцесса посвящена от рождения. Агнирсатьюкхерга пришлось посвятить непосредственно перед ритуалом и на скорую руку. До сих пор саднят сакральные надрезы на плечах и спине. Но от этой неприятной повинности нас, по счастью, избавляет традиция третья: до магиеносных иерархов на Алтарном поле нельзя дотрагиваться никому, кроме им же равночинных.

Аталнурмайя берет меня за руку. Посвященным дотрагиваться друг до дружки не возбраняется.

— Скользец, а у демонов бывают дети?

— Все дети — порождения демонов, — отшучиваюсь я.

По ее виду не сказать, что Небесница оценила шутку. Скорее смахивает на то, что она внезапно втемяшила себе какую-то шальную мысль.

— Следуй за мной, — вдруг велит Аталнурмайя и направляет коня в рощу.

В спину мне летит чей-то короткий смешок...

Что она задумала?! Неужели?..

Ну так и есть. Едва только пахучие плети кустарника скрывают нас от взоров полусотни грубых псов войны, как Небесница спрыгивает с коня, швыряет на землю свой необъятный плащ и начинает деловито обнажаться.

Какие-то бесчисленные ремешки, шнурки, застежки...

— Давай, Скользец, — шепчет она знойно и невнятно. — Сделай мне демона...

— Что это, Небесница? Блажь или дурная шутка?

— Это приказ, обалдуй.

Элмизгирдуан Угольно-Черный не обязан подчиняться чьим-либо приказам — он уже во власти определяющего Веления, отданного ему в Каменном Алтаре.

Но Агнирсатьюкхерг Змееглавец вовсе не прочь подчиниться, что и делает с большой охотой и рвением. Увы, в пылу страсти он не успевает заметить, был ли он первопроходцем или шел к девичьим прелестям проторенной дорожкой. Он вообще ничего не успевает заметить.