Глыба, бывшая некогда главным алтарем Храма, превратилась в восьмиугольный, гладко отесанный камень около трех метров в поперечнике. Исчезла древняя вязь — Кирилл стесал ее под корень, а вместо нее на каждой стороне аккуратно выбил по три руны. В строгом соответствии с той последовательностью, которую так долго искала Пэт. Двадцать четыре руны, восемь по три. Еще полусонные, но уже теплые, замершие в ожидании призыва.
Великая последовательность, открывшаяся Избранной и воссозданная в камне ее отцом.
— В пещере придется попыхтеть, — заметил Кирилл.
— На фоне того, что досталось вам, господин Грязнов, наша задача кажется предельно простой, — бесстрастно заметил Мишенька, давая знак подчиненным.
Поднявшиеся по ступенькам офицеры принялись готовить камень к транспортировке — прилаживали ремни и устанавливали на ступеньках направляющие. Другие, оставшиеся внизу, заканчивали сборку небольшой, но прочной тележки.
— Вы уйдете с нами, господин Грязнов? Или пойдете своим путем?
— Без моего участия вы не выйдете. — Кирилл усмехнулся. — Я должен сделать так, чтобы вы не встретились с нашим гостем.
— Понимаю. — Щеглов помолчал, наблюдая за тем, как офицеры, кряхтя, начали медленно спускать камень, после чего продолжил: — Мне приказано спросить, когда вы собираетесь на Станцию.
— Я дам знать сразу по возвращении в Москву, — ровно произнес Грязнов.
Но недостаточно ровно — выслушав ответ, Мишенька удивленно поднял брови. Однако переспрашивать не стал — прочел все во взгляде Кирилла. Да и не был он с ним близок так же, как с Кауфманом, не мог не то что требовать, но даже просить объяснений.
Они не хотят видеть то, ради чего жили. Невероятно? Да. Но чтобы понять мотивы Грязнова и Кауфмана, нужно прожить столько, сколько они, и столько же сделать. Нужно хранить древние секреты, сеять новые семена, убивать богов и ждать, ждать, ждать… Не отчаиваясь и не опуская рук.
А потому Мишенька стер с лица удивленное выражение и склонил голову.
— В таком случае я хочу еще раз поблагодарить вас, господин Грязнов. Поблагодарить за все, что вы сделали для нас. Для нашего дела. И для меня лично.
Он не мог не произнести последнее предложение по той причине, что считал дело, которому служит, своим личным. Оно въелось в него, стало частью его, стало им. И Грязнов понял все правильно. Улыбнулся, глядя на стоящего перед ним офицера, потом прикоснулся к его плечу и негромко произнес:
— Ты замечательный человек, Мишенька Щеглов. Я всегда знал, что на тебя можно положиться.
Ученик Мертвого склонился еще ниже и так же тихо ответил:
— На самом деле я плохой человек, господин Грязнов, и вы это знаете. Просто я замечательно делаю то, что обязан делать.
— Ты не был обязан говорить сейчас.
— Это другое, господин Грязнов. Я уважаю ваш выбор.
Мишенька отвернулся и пошел к своим людям. А Кирилл устало присел на ступени и закрыл глаза.
Больше они друг с другом не разговаривали…
— Этот зал не отмечен на карте, — тихо сказал Kсy, осторожно выглядывая из тоннеля. — Здесь должен быть простой ход.
— Мы давно не здесь, — спокойно отозвался Ляо.
— Не здесь?
Они вошли в пещеру полтора часа назад, вполне достаточно, чтобы добраться до тупика и повернуть обратно. Но не добрались. И не повернули. И Kсy начал проявлять признаки беспокойства. Верный и смелый Kсy, настоявший на том, чтобы сопровождать генерала в путешествии. Ляо пытался приказывать, пытался уговаривать, но Kсy уперся. Качал головой и повторял: «Я не имею права вас отпускать». И не отпустил.
Верный и смелый Kсy, который сейчас отчаянно трусит, но старается держаться. Впрочем, держаться ему осталось недолго.
— Мы не здесь?
— Совсем не здесь, — повторил генерал.
— А где?
— В настоящее время мы не здесь и не там. Мы в пути.
Они шли довольно быстро, темп не сбавляли, но чем дальше отдалялись от входа в пещеру, тем меньшее пройденное расстояние показывала электронная карта. Если верить ей, Kсy и Ляо едва преодолели половину пути, едва прошли семьдесят метров. Если верить часам, должны были давно упереться в тупик. Вместо этого вышли в неизвестный зал, а это значит, что время и расстояние потеряли смысл.
— С вашего позволения, товарищ генерал, я пойду вперед, — прошептал решившийся Kсy. — Осмотрюсь…
— Если ты повернешь назад, то останешься жив, — уверенно и громко ответил Ляо. — Это твоя последняя возможность спастись.
— Я не могу вас оставить.
Старик вздохнул:
— Kсy, ты и так зашел очень далеко. Я надеюсь — подчеркиваю: я могу лишь надеяться — на то, что ты отыщешь дорогу обратно. Но шанс есть. Если же ты пойдешь дальше, то умрешь.
— Вы мой учитель, я вас не оставлю.
Он не понимает или не верит?
Из Kсy мог бы выйти отличный иерарх Традиции. Или блестящий офицер Генерального штаба Народно-освободительной армии. Он мог бы стать легендой…
Здесь, пребывая в нигде и в никогда, мудрый Ляо обрел способность видеть дальше, чем обычно. Судьба Kсy стала для него открытой книгой, вереницей эфемерных картинок, возникающих на сводчатых стенах пещеры, но последние слова помощника развеяли страницы жизни в дым. Не будет иерарха, не будет офицера, не будет легенды. Kсy умрет здесь и сейчас, в нигде и в никогда.
— Я иду.
Kсy сделал шаг и воткнулся в раскаленную руну «Дагаз», в огненные линии, возникшие прямо в воздухе. Kсy вскрикнул — странно, если учесть, что он почти сразу превратился в столб пепла, — и рассыпался. Черным своим прахом обозначив дальнюю границу Последнего Храма.
— Ты был отличным человеком, Kсy, — с грустью произнес Ляо. — Я буду тебя помнить.
Помолчал, прощаясь с верным помощником, после чего уверенно шагнул в зал и огляделся.
— Красиво…
Это была еще пещера, но уже совсем не та, в которую они входили.
Неизвестно как освещенный зал являл собой буйство сталактитов. Острые желтые конусы спускались отовсюду, и некоторые из них упирались в зеленоватый пол. Зал казался лесом, растущим вниз, среди холмов стен, поросших оранжевым мхом, а вдалеке, за каменными стволами, голубела противоположная стена.
Первое восклицание стало единственным проявлением чувств, что позволил себе генерал. Единственной его реакцией на резкую смену обстановки, на переход от мрачных скал к карнавальным краскам.
Недовольный собственной несдержанностью, Ляо миновал зал очень быстро, не оглядываясь и не озираясь, и через пятьдесят шагов оказался у противоположной стены, у трех одинаковых коридоров, начинавшихся здесь. Оказался, но даже не остановился, не притормозил, выбирая. Ляо знал, что окажется там, где должен оказаться, и, не тратя времени на пустые размышления, шагнул в первый попавшийся проход…