– Все, отдыхаем! – распорядился Михаил. – Да и покушать пора.
Конечно, судя по солнцу, уже часа четыре пополудни, а ни у кого с утра маковой росинки во рту не было. Зато теперь никакая буря им не страшна.
Со стороны Ладоги слышались раскаты грома, ползли темные тучи.
Команда успела развести костер, сварить кулеш и поесть. А потом хлынул дождь.
Команда укрылась в трюме. В нем было темно, практически весь трюм был занят хрупким товаром, но сквозь настил палубы не проникал дождь и не дул ветер. Кому крупно не повезло – так это вахтенному, которого выставили на палубе. Он промок.
Гребцы, натрудившись за день, уснули.
Михаил решил сменить Афанасия – не все же время ему одному мокнуть на палубе. Натянув на себя войлочную накидку – она укрывала от ветра и долго не пропускала воду, – Михаил поднялся на палубу. Обрадованный Афанасий тут же юркнул в трюм. Он сильно продрог, с одежды потоками стекала вода.
А природа продолжала показывать светопреставление. Из-за низких черных туч сверкали молнии, громыхал гром, стеной стояла вода – такой силы шел ливень. Ветер свирепствовал такой, что косые дождевые струи иногда летели почти горизонтально. Ушкуй раскачивало килевой качкой.
Михаил представить себе не мог, что творится сейчас на Ладоге. Хорошо, что он послушал Вернера и не стал разводить костер для приготовления пищи. В такую бурю корабль могло ударить о берег или просто разнести в щепки.
Часа через три-четыре он промерз и промок. Вернувшись в трюм, разбудил Митяя:
– Иди, твоя очередь.
Сам же улегся на его место.
В трюме было сухо и тепло – ни ветра, ни ослепляющего света молний. Только и чувствуется, что качка. Так и уснул.
А утром, едва открыли люк, в глаза ударило яркое солнце. И – никакого дождя и ветра.
Команда, кряхтя, выползала из трюма. От неудобных поз, в которых заснули вконец уставшие люди, затекли руки и ноги, ныла спина.
Развели костер, который от сырых дров не столько грел, сколько дымил, отпугивая комаров – их здесь было немерено. Кое-как сварили похлебку, поели – и сразу в путь.
Идти пришлось на веслах против течения.
Только к полудню поднялся небольшой ветерок, наполнив парус и позволив гребцам отдохнуть. А дальше – знакомым уже путем.
Михаил решил сначала добраться до Твери. Город был старинный, богатый, должны найтись покупатели на необычный груз. Кроме того, по берегам Волги располагались и другие города – Ярославль, Нижний Новгород. В Москву бы завернуть, только Михаил опасался, что после пожара людям не до красот венецианского стекла, дома надо отстраивать.
Через десять дней он достиг Твери. Город и в самом деле был богат – только три города на Руси печатали деньги: Москва, Великий Новгород и Тверь.
Перед тем как причалить, Григорий посоветовал Михаилу:
– Хозяин, без нужды не говори, что ты из Московии, тем паче что ты литвин.
– Почему?
– Для Новгорода, так же как для Твери и Рязани, Москва – как красная тряпка для быка. Они давнишние враги, и как бы нас за лазутчиков московских не сочли. А с теми разговор короткий: на дыбу, а оттуда – на виселицу.
Перспектива болтаться с пеньковым галстуком на шее Михаила не прельщала. Потому, когда мытарь спросил, из каких он краев, Михаил ответил, что из Нижнего Новгорода. Почему он так сказал, и сам не понял. Но мытарь кивнул удовлетворенно.
На торгу Михаил встал сам, выложив на арендованный прилавок стеклянные бусы. Они были разноцветные и играли на солнце.
Женщины подходили, заинтересованно примеряли, но, узнав цену, разочарованно отходили. За день Михаилу удалось продать всего пару украшений.
На следующий день Михаил решил действовать иначе. Остановив извозчика, спросил, не знает ли он, где живут родовитые да богатые дворяне.
– Да кто же не знает? – едва не обиделся тот. – Садись, мигом довезу.
– Я тебя на весь день нанимаю. Сколько стоить будет?
– Две деньги.
– Держи задатком одну.
Михаил погрузил на повозку две плетеных корзины.
– Езжай, братец.
Ехать пришлось недолго – впрочем, и город был меньше, чем Великий Новгород.
Подвода встала у двухэтажного деревянного дома.
– Туточки боярин Садыков проживает.
– Татарин, что ли? Уж больно фамилия татарская.
– Из обрусевших, давно из Орды перебрался.
Ну ладно, татарин так татарин. Михаил постучал в ворота.
Вышел холоп из прислуги.
– Дело имею к боярину.
– Как доложить?
– Купец Михаил Миронов, привез заморский товар.
Мужик почесал в затылке и захлопнул калитку. Сколько ждать и ждать ли вообще – неизвестно.
Однако вскоре калитка открылась.
– Заходи.
Михаил взял в обе руки по плетеной корзине и пошел вслед за холопом.
Его провели в трапезную – большой зал с пустым обеденным столом.
Через какое-то время спустился со второго этажа и сам боярин. Татарское его происхождение не оставляло сомнений – раскосые глаза на скуластом лице, усы со свисающими к подбородку концами.
– Здравствуй, боярин, – Михаил поклонился.
Боярин слегка кивнул.
– Мне холоп доложил, что ты товар заморский показать хочешь.
– Истинно так, боярин. Вот он.
Михаил достал из корзины кубок из синеватого стекла, оправленный в серебро, и поставил на стол.
Узкие глаза татарина на мгновение расширились. Он взял в руки кубок, цокнул языком:
– А еще?
Михаил извлек вазу. Боярин тоже осмотрел ее, поставил на стол.
– И это все?
– Не гневайся, боярин, в трюме моего корабля еще много дивных вещиц.
– Тогда вези сюда.
Михаил решил схитрить. Он вернул кубок и вазу в плетеные корзины.
– Не могу.
Пока он ехал на подводе, выспросил у возницы фамилии богатых дворян и сейчас решил сыграть на соперничестве.
Боярин в удивлении вскинул брови.
– Обещал к полудню быть на судне – приедет боярин Левашов. А до того никому ни одной вещицы не показывать. Я ведь к тебе из уважения.
– Это Степан Никитич? Да ведь он жмот!
– Как знаешь, боярин.
Михаил подхватил корзины и направился к выходу. Не очень быстро, чтобы у татарина оставалось время подумать.
– Стой!
Михаил остановился.