На развалинах копошились люди — в первое мгновение его это изумило: ему чудилось, что должны были погибнуть почти все… Но люди были живы — перекликались, ругались, молились вперемешку с богохульствами и рыданиями, лихорадочно разбирали груды камня и бревен или безучастно сидели на обломках своего гнезда…
Он вышел на знакомый гребень холма и остолбенел.
Нет, несмотря на то, что адмиральская резиденция превратилась в руины, он ее узнал. Вот только не понял — почему она вдруг стоит почти у берега моря?
Ок Ринн так и стоял, глядя на бурлящее, взбаламученное, мутное от поднявшегося со дна песка и ила море в клочках пены, что плескалось там, где еще недавно был город.
Песчаный берег, косо уходящий в воду, усеивали обломки; за полосой прибоя в море плавал оставшийся от Стормтона мусор. Сломанные пальмы, сорванные измочаленные листья, доски, камни, сорванные с фундамента целиком деревянные домишки… Из воды высовывались обломанные мачты затонувших судов. На торчащих остатках стен переливались блики от пляшущих волн. Какой-то одуревший от случившегося морской крокодил плескался во дворике бывшего особняка, совершенно не обращая внимания на лакомую добычу — треплемую зыбью тушу крупного архитеутиса, чьи щупальца застряли под рухнувшими колоннами.
А вдалеке так же, как всегда, таяли в дымке горы, и ветер был свеж, будто после шторма; закрой глаза, и покажется, что ничего не случилось. Но даже сейчас было видно, что рисунок горных хребтов тоже изменился.
Капитан с каким-то ледяным спокойствием направил шаги к дому Оскара ок Л'лири.
Прямо перед особняком, проломив крышу и наполовину обрушив стены, лежал на боку, уставившись бушпритом в небо, тысячетонный танисский «купец».
Из проломленного трюма, как кишки из распоротого брюха, вываливались плети грязно-белых жгутов — дорогие восточные ткани, превращенные в мусор, как и весь этот несчастный город.
Домналл подошел, припадая на ногу. Над стеной, краснеющей разбитым кирпичом, нависла, заслоняя небо, облепленная водорослями, пахнущая смолой черная округлость борта.
Шагнул в сторону — и едва не наступил на труп.
В тени корабля, раскинув руки, сломанной куклой, лицом в глубокой луже лежала утопленница — девушка в голубом кружевном платье. Фигурная шпилька с черной жемчужиной торчала из растрепанной водой прически.
Бригитт…
Обреченно опустился на колени, не отводя взора от копны девичьих волос, где трепыхалась мелкая рыбешка, и взял остывающее запястье, проверяя пульс. Потом Домналл выронил бессильно упавшую кисть Бригитт и, запрокинув голову, уставился в синеву.
Сколько так просидел — час или минуту, — он бы не смог сказать, но из этого жуткого забытья его вывел тяжелый стон.
С надеждой устремил взор на лежащее перед ним девичье тело. Но чуда не произошло — оно все так же было неподвижно и мертво.
Стон доносился с другой стороны корабля.
Не понимая сам, зачем он это делает, и что ему до всех других, если больше нет Бригитт, капитан поднялся и побрел на звук.
Среди растерзанных кустов, наполовину придавленный лошадиным трупом и останками экипажа лежал адмирал ок Л'лири.
С первого же взгляда Домналл, видевший смерть много раз, понял, что спасти губернатора смог бы лишь сам Элл. Обломки кареты пронзили сильное грузное тело во многих местах, глубоко уйдя в плоть — как булавка натуралиста пронзает жука или бабочку. Крови вытекло немного, а значило это, что она вся внутри.
— Домналл, мальчик мой… — произнес адмирал, с усилием выдыхая воздух. — Вот я и отплавался…
— Я сейчас позову на помощь, вам нужен врач! — выдавил из себя ок Ринн.
— Мне нужен поп, хотя, похоже, их всех придавило в соборе… Не возись со мной, ищи Бригитт, спаси мою дочь!
Видимо, лицо молодого человека выдало его.
— Домналл, Домналл, скажи, что с Бригитт?! — прохрипел адмирал. — Скажи, ты… ты видел ее?!
— Нет, я… не видел леди ок Л'лири, — солгал, сдерживая слезы, молодой человек.
Пусть старик умрет спокойно, без ненужных страданий.
— Капитан-командор, приказываю говорить правду! — с неожиданной силой вцепился в длань Домналла губернатор. — Скажи мне — она… Она…
Офицер инстинктивно вырвал руку, чувствуя, как по лицу катятся слезы.
Адмирал всхлипнул, и две слюдяные дорожки побежали из-под набухших век.
— Я ведь… — прошептал он, — я ведь чувствовал. Норны не солгали, гадание-то было не на твою, а на ее судьбу. А знаешь — может статься, если б не моя проклятая гордыня, я бы отдал Бригитт тебе, и она была бы жива. Может, Элл бы не стал карать тебя за мои грехи, отнимая невесту?
— Я пойду за лекарем, — словно кто-то чужой двигал сейчас языком и губами ок Ринна.
— Не нужно, какой лекарь? Тем более, после всего… Поищи клирика, если хочешь оказать своему командиру последнюю услугу… Нет, поздно, мне уже совсем немного осталось, не успеешь. Тогда прими мою исповедь. Ты ведь помнишь, что если на корабле нет священника, то исповедь может принять и капитан…
— Адмирал… — начал было Домналл.
— Я не адмирал, не Оскар ок Л'лири, не барон, не лорд… — вымолвил старик.
«Он бредит!» — промелькнуло на краю сознания Домналла.
— Я не брежу и не подвинулся умом, — четким голосом заявил губернатор, словно прочтя мысли Домналла. — Оскар ок Л'лири мертв скоро как сорок лет. Я убил его вот этой рукой.
Он поднял правую руку, на которой не хватало двух пальцев.
— Я… я был… пиратом, сынок… Не таким, каким был ты, когда ходил потрошить эгерийцев на «Альбатросе», — слабая усмешка коснулась его губ. — Простым, без фартовой грамоты. Не здесь, дома, в Хойделле. Была такая шайка Корфарда Безносого. Сейчас уже, наверное, никто не помнит, а я был у него квартирмейстером, и он даже меня боялся. Скорее всего, я бы его сковырнул, если бы… Мы грабили всех, кто попадался, пока не захватили кусок шире рта. Решили взять на абордаж шундарбирского купца. Ну и сами оказались добычей — у них на борту было полсотни султанских янычар: верно, груз был тоже султанский. Каждый из них стоит троих любых наших воинов, так что мы даже не убили никого. Меня продали вместе со всеми, на галеры, в Эль-Акабу…
Как ни был потрясен и раздавлен всем случившимся капитан-командор, но и он в глубине души ужаснулся. Он лишь единожды, еще гардемарином, побывал в тех краях, когда его фрегат сопровождал посольский корабль. Но навсегда запомнил выжженные солнцем плоскогорья султаната Эль-Акабы, красные глинобитные стены Шундарбира и Риакии, и стоящие прямо на берегу каторжные муравейники-баньо, где в цепях томятся тысячи галерников с позорным клеймом на спине «Раййя Муаллим» — «Скот правоверных»…
— Я попал на султанские галеры, — тихо продолжил адмирал, облизнув бескровные губы. — На них жили по пять лет, и мне повезло, потому как у простых реисов больше трех мало кто мог протянуть…