Молодой человек исподлобья глянул на Оскара ок Л'лири и молча сплюнул себе под ноги. Конечно, он был неприятно удивлен тем обстоятельством, что хозяину Стормтона откуда-то известно его имя. Но внешне мулат остался невозмутим.
— Я хочу знать только одно, — сообщил адмирал. — Кто надоумил ваших черномазых вождей подставить меня? Кто вам дал эти бумаги?
Перед носом избиваемого возник распечатанный конверт и лист бумаги с печатью из зеленого сургуча.
— Кто поручил меня скомпрометировать и зачем?! Впрочем, зачем — понятно! Место мое понадобилось. Кому?! Ок Гедао? Арбоннцам? Кому нужно, чтобы меня убрали отсюда? Кто так глуп, воображая, что его величество король Руперт поверит грязным бумажонкам, а не своему старому другу? Может, ты не знаешь? Так я тебе и поверил! Отвечай, ты, пикаронская ищейка, кто тебя послал?! — ревел, выходя из себя, адмирал. — И побыстрее, потому что иначе тебя будут бить, пока ты не сдохнешь!
Мулат молчал. Он знал из поучений старших, что под пытками лучше молчать, ибо стоит начать говорить — уже не остановишься, да и палачей раззадоришь.
— Ничего, ничего, ты у меня живо заговоришь! — Оскар был взбешен молчанием Х'Анта. — Зовите профоса, под кнутом молчать не станет!
Приказав подручным бить черномазого, пока тот не побелеет и не признается, губернатор удалился почивать.
…Удар следовал за ударом.
В краткие мгновения передышек он твердил одно и то же: он простой рыбак, и он, Х'Ант, сроду не дотронулся ни до одной белой барышни.
— Какие барышни, идиот?! — возмущался офицер. — Тебя спрашивают, кто дал тебе эти бумаги! — Подобрал, абуна, — отбрехивался мулат. — Не помню, где. Хотел использовать по нужде. Что в тех бумагах — мне неведомо, потому как читать не обучен.
И снова свист кнута и обжигающая плечи и ребра боль.
Такого отчаяния, такой безнадежности Х'Ант не испытывал со дня своего освобождения с эгерийского рудника. И дело было не в побоях. Пришло понимание того, что никто его не выручит. А эти усердствующие дураки тем временем забьют Х'Анта насмерть…
Но до чего же больно, мочи нет.
Надо что-то делать. А что?
Ладно, сволочи… все сделаю… уже на все согласен… Только скажите толком, что от меня нужно…
— Будешь говорить? — обрадовался тот стражник, который изловил его.
Мулат кивнул, показывая, что ворочать языком он уже не в состоянии.
— Да, — покачал головой офицер, оглядев жертву, — похоже, перестарались мы чуток. Какой от тебя прок нынче?
Он погрозил кулаком кнутобойцам. Те виновато развели руками.
— Ладно. Отправим тебя до утра в камеру. Там отдохнешь, придешь в себя. Тюрьма у нас хорошая…
Подручные дружно заржали.
Сейчас или никогда!
Если дать этим негодяям отвести себя в форт — это конец! Можно сплести сколько угодно небылиц, можно тянуть время, выкладывая все новые и новые вымышленные подробности…
Но долго ли можно вести игру, заранее обреченную на поражение?
Нет, побег — единственный выход. И именно сейчас, по дороге. Из форта не убежишь…
Х'Ант ссутулился, его походка стала тяжелой, неровной. Со стороны взглянуть — каждый шаг давался ему с трудом.
— Ты чего это за танцы тут устроил? — строго спросил один из двух приставленных к нему конвоиров.
— Т-танцы? — тяжело выдохнул Х'Ант. — Тебя бы так избили… посмотрел бы я на твои танцы…
Не договорив, он вдруг пошатнулся и рухнул на пыльную дорогу.
— Змей-Шаггор! — с досадой глянул конвоир на своего товарища. — Нам его что, на себе дальше тащить?
— Погоди, — озабоченно ответил тот, сейчас я ему рому принесу…
И нырнул в дверь ближайшего кабака. Второй конвоир нагнулся над лежащим пленником, тряхнул его за плечо:
— Эй, парень, ты смотри, не сдохни! Сейчас Генри тебе рому…
Этой фразе не суждено было закончиться.
Согнув ноги, Х'Ант изо всей силы ударил конвоира в живот. И тут же, пружиной взлетев на ноги, перемахнул через рухнувшего солдата и кинулся наутек. Откуда и силы взялись.
Заборы, крыши, опять заборы, крики, выстрелы позади…
И задний двор трактира «Загляни — не пожалеешь».
— Зизи, это я… За мной погоня… спрячь, солнышко…
Беглеца искали основательно.
Прочесали практически весь остров, обшарили от чердака до погреба «Рыжую плясунью», в которой, если верить страже, Х'Анта видели дольше всего.
Но айланец как в пучину канул…
Год 3335 от Возведения Первого Храма. За восемь лет до основного действия. Дальние Земли.
По всему Изумрудному морю — от тайных убежищ пикаронов на мысе Дигнидад до причалов Геоанадакано, и от скалистых обрывов черного берега до коралловых пляжей Альмадено только и разговоров было о капитане Ар-Рагире, впрочем, нет — уже о Рагире Морриганхе — новом владыке здешних вод, которого таковым признавали не только люди, но уже, казалось, и клыкачи с муренами. В кабаках и салонах рассказывали о его яростных атаках и холодной жестокости и о том, что почти никому не удавалось ускользнуть от его кораблей, если марсовые корсаров замечали его паруса.
— Рагир — арбоннский купец, сосланный на каторгу за похищение королевского золота.
— Нет, Рагир — сын халифа Северного Танисса, замешанный в заговоре против отца.
— Нет, не халифа, а всего лишь тингисского эмира, и не заговорщик он, а всего лишь совратил любимую отцовскую наложницу…
— Да хватит чушь пороть — он хойделлец с Борреби, пиратствовал дома помаленьку, пока король флибустьеров тамошних не прижал.
— Да нет же, говорю вам — он эгерийский еретик, сбежавший прямо с костра! И морда у него самая что ни на есть эгерийская!
— Я точно знаю — он знаменитый амальфийский корсар Валтассар ди Росса! И послали его сюда дожи генуситиатские, чтоб им ни дна, ни покрышки! Чтоб торговлю нашу, значить, подрывать!
— Верно, чтобы торговлю подрывать, только не амальфиот он никакой — фриз, и борода у него рыжая как у фриза — просто он ее красит, чтобы никто не догадался — но нас не обманешь!
— Танисец он, точно говорю: вынюхивает тут, куда ловчее ударить, а потом халиф-то флот свой и двинет!
— Он чернокнижник!
— Ясное дело — чернокнижник. И продал душу Хамирану, закопав в землю Святое Писание.
— Какой еще чернокнижник? Эгериец он! Из бывших попов!
— Арбоннец!
— Ютт!
— Суриец из флота тамошнего царя!
— Эгериец!