— И чего вы ищете?
— Мы идем к ханше Ильгиз и ее друзьям, сокрушившим царство проклятого Шеонакаллу… — сообщил Кайяал.
— Друзьям? — хохотнул кто-то. — Они давно ушли из Аргуэрлайла, там ныне лишь жалкая горстка отставших…
— Чем ты докажешь правдивость своих слов? — спросил Инкай.
— О небеса, как же я дожил до этого дня! Где это видано, чтоб я, сын своего отца, говорил неправду? Да пусть Небо покарает меня на этом месте, если я сказал хотя бы одно слово лжи, — возмутился Кайяал. — Видно, что ты не воин, а трус, если боишься меня.
— Хорошо… — процедил Инкай. — Я, пожалуй, тебе поверю. Отдохните у нас, наберитесь сил перед дорогой… А потом… Потом мы двинемся вместе с вами — к госпоже Ильгиз.
Кайяал молча поклонился.
Арая прошлась по лагерю, мучимая неясной тревогой.
— Иди к нам, говорящая с духами, — прозвучало от одного из костров.
Узнала Турлана. Его ли был голос в зарослях или нет?
— Иди, угостим жареной бараниной. — Нежность прозвучала в его голосе.
Арая вздохнула. Говорящие с духами пользовались уважением и свободой. Но даже помня это, трудно было представить, что в прежние времена простой табунщик мог пригласить шаманку, даже если она дочь старейшины. Но времена изменились. К тому же ведь вежество всегда остается вежеством, а баранина — бараниной.
Весело улыбнувшись, она приняла приглашение. Турлан вытащил из-за голенища острый нож и одним ударом отсек жирный кусок мяса от бараньей ляжки, зажаренной на вертеле и теперь лежащей на свежей лепешке.
— Ну как, скоро здесь будут шаркааны? — словно невзначай спросил Турлан, когда шаманка отведала угощения.
— Сюда, к нам, они не придут, — ответила Арая и чуть не выронила мясо из рук, поняв, что нарушила наказ, только что данный Инкаем.
— Так-так. А эти болтуны, которые к нам пришли, говорили, что шаркааны будут сегодня или завтра. Вот вруны… Со страху это они, что ли? Вот и верь миреям. Это ведь миреи, чего с них взять. А большинство их породы вообще помогают шаркаанам… — будто размышляя вслух, говорил Турлан, вытирая нож о пучок травы и вновь засовывая его за голенище.
Девушка заметила, что он исподлобья поглядывает на Сабана — оборванного старца с посохом, которого он сам привел сюда, как бедного безродного бродягу, скитающегося по свету из страны в страну, рассказывающего чудесные сказки и разносящего вести по степи.
— Что же молчим? — Вот у этого почтенного человека есть что рассказать…
— Пусть говорит странник, пусть развеет наши тяжкие думы, — тихо произнес старик со слезящимися, покрасневшими от солнца и ветров глазами.
— Пусть расскажет… — поддержали другие.
Турлан сказал что-то Сабану на незнакомом языке. Тот, оставаясь невозмутимым, глядя в огонь немигающим взглядом, певуче заговорил и долго, монотонно говорил о чем-то.
— Он спрашивает, о чем повести рассказ? Или о великом Ундораргире, решившем навсегда покорить эти степи? Или о магах, обладающих тайной литья граххаров, которые ломают стены городов и, с благословения самого Неба, повелевают шаркаанам покорить нас, вольных детей Степи, не признающих ни власти, ни единства, ни веры и грызущихся, как стая волчьих переярков меж собой? Или просто о жизни и основе жизни — любви?.. О чем же мне начать свой рассказ, спрашивает божий человек.
Турлан говорил, чеканя каждое слово, словно хотел этим подчеркнуть силу рока, нависшего над кучкой беззащитных бедных людей, скитающихся по степи вслед за своим вожаком Инкаем. Арае стало страшно от этих вопросов.
— Что он, этот безродный бродяга, мелет? Почему хоронит нас раньше времени? — вдруг вспылила женщина в черном халате, сидевшая чуть подальше от мужчин, мать, потерявшая свое дитя по дороге сюда, мать, чуть не сошедшая с ума, когда под зноем хоронили ее малыша.
— Замолчи! Я заткну тебе глотку, и то, что ты стар годами, тебя не спасет — седой пес!
Молодой нукер, темный от гнева, выскочил из-за спин собравшихся, схватив нагайку, и бросился к Сабану. Турлан вцепился в руку нукера, не давая нанести удара.
— Можно отрубить голову, но нельзя отрезать язык. Достоин уважения тот, кто говорит правду в лицо. Чем мы лучше волков? Даже волки объединяются в минуту опасности. Прав этот странник…
— Все ко сну, на отдых. Через неделю в дорогу! Так сказал Инкай! — прозвучал хриплый голос Окдая.
Арая долго не могла уснуть в эту ночь. И странный разговор, услышанный ею в тугаях, и поведение этих новых пришельцев, которые сказали, что идут к ханше Ильгиз.
Потом шаманке снились сны. Тяжелые, неразборчивые. А потом она видела Аракао. Он был в крови. Потом поднялся дракон с чешуей оттенка вороненой стали. Он был красив — гладкая спина, страшный оскал клыков. Затем она видела идола. Огромного, высеченного из камня и раскачивающегося у костра. Он вселял в нее ужас. Она хотела крикнуть от страха, позвать на помощь отца, но тут сквозь сон услышала чей-то пронзительный крик. Попробовала вскочить с места и вдруг почувствовала, как кто-то невидимый навалился на нее, чьи-то холодные руки (или не руки?) коснулись ее тела. Кто-то тихо залился злым смехом и черной тенью заклубился в ее мозгу…
И тут словно из ниоткуда вышел другой человек в одежде незнакомого вида и цвета выгоревшей зелени. В руках у него был меч, будто выкованный из лилового пламени…
Сна как не бывало. Холодный пот покрыл лоб Араи. Она торопливо оделась. Откинув дверь, в юрту вбежал отец. За пологом юрты было светло как днем. Где-то горело, трещало. Кричали люди, ржали кони.
— Скорее, дочка! Пожар! Все горит! — крикнул отец.
Она вновь проснулась… Ни пожара, ни злых теней… Должно быть, даже у шаманов бывают простые сны, но этот явно не из таких. Арая больше не смогла уснуть.
Голова тяжелела от дум. Никогда еще ее так не волновало то, что творится вокруг. Раньше не думала об этом, жила своей радостью и печалью, своими шаманскими делами — загадочными для простых пастухов, но, в общем, тоже понятными.
Ее мысль прервал вой шакала.
Говорили, что вой этого трупоеда — предвестник несчастий. Сейчас шакалам раздолье, но этот, видать, ушел в тугай и теперь глухо выл от страха.
В юрты врывался дух навоза, запах дыма костра, кто-то бормотал во сне в соседнем шалаше. Вот фыркнула лошадь, застонал верблюд — и вновь тишина.
Странная, жуткая тишина. Где же отец? Должно быть, в карауле.
Она прислушалась тем внутренним слухом, что дан каждому говорящему с духами, но и те молчали… Мать шаманок в последние дни перед нашествием говорила, что нечто, идущее за Ундораргиром, распугивает мелкие стихийные духи и призраки…
Собравшись в комок и плотно укрывшись мягким одеялом из верблюжьей шерсти, Арая прислушивалась к каждому шороху. Мало-помалу сон взял свое — дневная жара, усталость и тяжесть всех этих загадочных событий долгого дня одолели ее. Она забылась в беспокойном сне…