И его начали допрашивать. Допросы Сутар запомнил хорошо. Наверное, потому, что не раз наблюдал их в прошлой жизни и даже, случалось, помогал палачу.
Пленивших его интересовали чужинцы. «Зиелмяне», как они говорили. Их занимало буквально все: что пришлецы ели, как себя вели, как одевались. Ему показывали рисунки разных людей в чужинских мундирах и спрашивали, не знаком ли он с кем-то из них.
Допытывались также и насчет того, зачем зиелмянам был нужен тот непонятный камень, который добывали в поднадзорном Сутару руднике. Еще его допрашивал странный человек, которого окружающие вежливо именовали князем, но вряд ли он мог быть князем — от него пахло, как от кузнеца, — раскаленным металлом и горелым углем. Он расспрашивал про м'ашины, но, убедившись, что Хмор об этом мало знает, потерял к нему интерес. Так длилось два или три месяца — его то допрашивали целыми днями или поднимали среди ночи, то забывали в душной камере на целые недели.
А потом, ничего не объясняя, привезли сюда и назначили управлять этим кабаком — в помощь Гзовме, сказав, что если он будет плохо себя вести, то больше не увидит свою семью или увидит ее мертвой.
…Взмахи топора, входящего в неуступчивые поленья, хотя и наполняли тело усталостью, но отгоняли тяжелые мысли и тоску…
…Куда Кири шла и как тут оказалась, она не могла вспомнить. Но вокруг стояла зима, а на Кири — волчий тулуп мехом внутрь, с капюшоном. За спиной висели крепкий кожаный мешок и лук в расшитом чехле, а с ним пятнадцать стрел.
На ногах девушки были старенькие плетеные снегоступы, оставшиеся в доме в погубленном неведомыми злодеями селении. Вокруг нее высился мрачный горный лес. Лес как лес… Ан нет, лес вроде и обычный, да странный. Темный и тихий…
Ни крика птицы, ни цокота белки — лишь хруст наста под вытертой лозой…
Да еще какой-то странный треск, прилетающий из глубины чащи…
А других звуков нет. И хотя идет время, но темнее не становится.
Вдруг на глаза ей попалось присыпанное ледяными искрами темно-серое пятно. Косолапо переваливаясь, она подошла поближе… Ей сперва показалось, что это волк, разве что очень крупный. Но потом поняла, что это такое, и ей вмиг стало жарко…
Перед ней был анкалаг — создание из легенд, которое и отец не видел, лишь дед застал. Похожее на волка и одновременно на хищную кошку, но величиной немного меньше медведя. Сильные тяжелые челюсти, острые загнутые клыки и уродливые лапы…
Дальше валялась еще туша, причем голова твари почти оторвана, а вот крови было совсем мало, как будто кто-то ее выпил… За несколько минут нашла еще полдюжины засыпанных снегом туш древних, почти вымерших существ, которые по капризу демонов имели на ногах копыта, а не когти, положенные от века всем хищным существам, будь то твари или нетвари…
Под конец нашла их добычу — мохнатого горного быка. Этот был словно пробит насквозь гигантским копьем… Будто стая гналась за быком, и все вместе погибли. Но что их убило?
Приглядевшись, она увидела под снегом странные следы, точно кто-то волок по снегу пучок толстых канатов, толще тех, из которых натягивают мосты над пропастями…
И рядом с ними как бы отпечатки овальных, узких, длинных лап — если бы у того, кто на них ходил, имелось столько ног, сколько у пещерной многоножки. Таких существ Кири встречать не доводилось и даже слышать о них от стариков, знавших Эльгай.
И тут понимание пополам с ужасом настигло девушку, из покрывшего обильной испариной жара бросив в холод. Но додумать мысль она не успела. Из чащи донесся шум — странный и необычный, как и все в этом зимнем лесу…
Словно бы десяток человек в снегоступах быстро бежали, что-то таща на здоровенных волокушах… И еще нечто — шуршание, скрежет и пересвист… Шум приближался и усиливался…
Кири очнулась от непонятного внутреннего толчка. Обвела взором полутемное помещение.
Ну и ну!
Это ж надо, ей привиделся сам Ледяной лес в страшном Х'Чшеэл. Отражение в Нижнем мире Края Счастливой Охоты. Окраина преисподней, где мучаются грешники. Там жадные торгаши и воры нищенствуют и умирают от голода, да все никак не могут умереть; убийц и разбойников преследуют, терзают и убивают кровожадные демоны, тут же воскрешая для новой погони и смерти; ну а что делают с развратниками и насильниками, так вообще сказать непристойно! А этот лес для грешников простых. Только вот за что ей попасть туда? Она не воровала, не стреляла беременных самок и тех, у кого были детеныши. А что до людей, то убила всего одного — какого-то одичавшего до полной потери человеческого облика бродягу, что напал на нее в лесу. На него она потратила одну стрелу, милосердно всадив ее в сердце, а не в живот, чтобы он поскорее умер…
Или боги посылают сон, предупреждая? Но о чем?
Тяжесть в животе не проходила, и начинало подташнивать.
— Тол'йа, — пробормотала она, про себя ругнув местного кухаря, — я ходить делать ффсстх, я вернусь быстро-быстро…
И выскользнула из дверей…
А некоторое время спустя Анатолий, мучимый внезапной тревогой, вышел следом.
Дождь перестал, но облака не уходили с неба. Было зябко, так что он повел плечами.
Где-то в глубинах расщелин скапливался голубоватый туман и, нехотя выползая на поверхность, стелился в низинах, оставляя после себя липкую сырость.
Кири нигде не было видно, и встревоженный Анатолий отошел шагов на двенадцать от выхода, напряженно оглядываясь.
Ему был хорошо виден весь постоялый двор — длинное, похожее на хлев здание, крытое плитами растрескавшегося серого сланца. Поодаль был дощатый неровный сарай, откуда доносились непонятные звуки и пахло отхожим местом.
Смагин невольно поморщился — здешний сортир был на редкость загажен.
На миг замер, высматривая Кири.
Взгляд его почему-то остановился на изображении, украшавшем плиту, что лежала в основании стены. Изображала она странное и неприятное существо.
По форме оно, пожалуй, отдаленно напоминало древнего трилобита, чей окаменевший отпечаток он видел в школьные годы в краеведческом музее родного Рыбинска. Но при этом с боков свисали длинные щупальца с присосками. На голове у создания имелось несколько гибких толстых усов или, скорее, хоботов, увенчанных чем-то вроде длинного когтя или жала. Брюхо чуть не волочилось по земле, а дополняли все это ноги с длинными ступнями, не похожими ни на лапы, ни на копыта: по восемь с каждой стороны.
Словно для того, чтобы дать представление о размере и образе жизни трилобита, на одно из жал был насажен растопыривший руки и ноги человек. Если масштаб был соблюден, то скотина была высотой метров пять с гаком.
Изображено это страховидло было довольно аккуратно и подробно, как будто неведомый скульптор видел его живьем. Парень сплюнул. Придумают же такое…
Со стороны сортира послышался слабый девичий возглас, и Толя быстро подбежал к сооружению. Его возлюбленная сидела в изнеможении на корточках — ее жестоко и неудержимо рвало. Первой мыслью парня было, что сейчас он пойдет в здешнюю поварню и засунет головой в котел хозяина или тамошнего прислужника — кто там варганит эту похлебку с душком.