— Они появились.
— А вы?
— Мы готовы! — Мрай Долн неистово расхохотался.
Эхо понеслось над скалами.
— Готовы ли костры? — коротко спросил Хонооу.
— Загорятся вовремя, — ответил здоровяк. — Первым костер Кенеса, моего брата. Он там, на той горе. — Мрай Долн показал на самую высокую вершину, вздымавшуюся на востоке. — Нам дадут знать, когда нужно будет ударить…
— А если они сунутся сюда? — поинтересовался Камр.
— Не страшно, — ухмыльнулся Хонооу. — Если они окажутся тут, то мы тоже знатно их встретим. В этой долине есть где разгуляться. Длина ее не менее пяти лиг, а ширина еще больше. Когда-то за тем изгибом речки стояла крепость. Видите развалины? Ну у кого глаза острее?
Адай увидел в дальнем конце долины у изгиба речушки оплывшие остатки глинобитных стен.
Хонооу взглянул на Ирвика и приказал:
— Ступай, готовь своих головорезов!
— Да, пора! Я должен идти к своим, — обратился Мрай Долн к Хонооу. — Встретимся после битвы.
— До встречи, брат. — Хонооу и Мрай обнялись.
Нукеры подвели коней Ирвику и Долну. Ирвик направился к нукерам, выстроившимся невдалеке от утеса.
А тем временем отряд становился все больше и больше, и если бы не ночной ливень, то пыль, поднятая копытами коней, прикрыла бы задние колонны всадников.
— Отойдем в тень. У них могут быть стекла, в которые они видят далеко… А нам лучше остаться незамеченными.
Головной отряд, пройдя долину, уже входил в ущелье, когда показались основные силы шаркаанов. Лавина за лавиной конница врага заполняла равнину. В каждой сотне находилось по нескольку вьючных верблюдов, по две-три тяжело груженных повозки. Наконец, в центре конных порядков показались движущиеся шатры. Иные были водружены на спины верблюдов, а несколько влекли здоровенные ящероподобные существа-нетвари.
— Шатры самого Ундораргира небось, — сказал кто-то из нукеров. — В них его сокровища и наложницы.
— Вся армия, почитай, явилась. Ну да, как предки говорили, падать — так с настоящего скакуна, а не с паршивой клячи. Битва так битва со всеми врагами, а не со сбродом обозным! — проговорил Хонооу. — Смотрите, вот он сам. Вот его знамя и его телохранители!
Голос Хонооу стал тверд, лицо — холодным, взгляд — жестоким.
Камр Адай, вцепившись в скалу, вгляделся в темное скопище шаркаанов и увидел, как, гарцуя на чистокровном белом скакуне в плотном окружении рослых всадников, лица которых были прикрыты надвинутыми на лоб рогатыми шлемами, вперед пробивался один-единственный всадник. Его одежда сверкала на солнце. С обеих сторон над лесом пик возвышались тяжелые черно-алые знамена, обвешанные конскими хвостами. Надо же, великий владыка, а посмотришь, так чуть побольше букашки.
Он вновь посмотрел в сторону шаркаанов, как бы не услышали, не обнаружили раньше времени.
Нет. Это просто показалось, что их могут услышать там, внизу. Шаркааны двигались по-прежнему спокойно. Их поток был похож на огромного дракона, наползающего из восточных степей.
Когда Адай взялся за повод Кнута, Хонооу уже сидел на коне. Вороной жеребец рыл землю копытами.
«Хонооу может на полном скаку сбить любого шаркаана, его конь выносливей горного скакуна», — подумал Камр Адай.
Кайяал уже сидел на своем гнедом и медным шомполом впихивал картечь в ствол трофейного дудута.
— Ну что смотришь на меня, брат? Решай, на левом или правом крыле будешь биться?
— Как выпадут кости, — ответил Кайяал.
Они освободили поводья, пришпорили коней.
— Мы с тобой, брат, — сказал, подъехав, Адай. — Отныне нас разлучит только смерть.
— Час настал! — раздался голос Хонооу. — Теперь слушайте! Сегодня мы едины, и пусть помогут нам родные горы. Победим или умрем! Иного выхода нет! Для нас нет пути к кочевьям, укрывшимся в горах, ибо по нашим следам туда могут пройти и шаркааны. Пусть наша смерть или победа будет песнью во имя отваги и чести предков! И даже если мы падем, смерть наша дорого обойдется шаркаанам. Мы не пощадим ни себя, ни врага!
— Сигнал! — закричал дозорный.
Все повернули лица на запад. Там над самой вершиной взмыла в небо яркая красная точка ракеты…
Окруженная плотным строем телохранителей, Ильгиз выехала на небольшую возвышенность.
Оттуда была видна вся долина, все поле грядущей битвы. Нет, уже начавшейся.
— Ирвик, — обратилась она к спутнику. — От твоих нукеров не должен уйти ни один из тех, что сунутся сюда… Ты понял? Ни одна стрела шаркаанов не должна метить нам в спину. Торопись! Пусть слава предков поможет нам! Мы распорем брюхо этим палачам, поднимем на копье голову Ундораргира Проклятого. Готовьте бронебойные стрелы!
Она пришпорила коня. Вороной встал на дыбы и рванулся с места.
— Веди нас! — взревели нукеры.
Грохот копыт прокатился по зеленому полю. Сотни за сотнями лавиной устремились следом за князем Ирвиком.
За ними ринулись отряды двух племянников Ильгиз, Елглара и Рендая, с диким воем бросились вперед, взметнув над головами кривые сабли.
А вот Ундораргир головы не потерял и не собирался бросать своих воинов на верную гибель. Его отряды, не соприкоснувшись с пешими полками, вдруг повернув коней, ударили по левому и правому крылу войска союзников.
С треском, словно сухие ветки, ломались древки копий, звенело железо, и от его ударов сыпались искры. Желтая, удушливая пыль поднялась к небу, скрыв от него сражающиеся тумены. И со стороны южан, и со стороны Ундораргира во главе их шли предводители и прославленные бойцы, воодушевляя простых воинов своим примером.
С обеих сторон рубились, беззаветно презирая смерть и не думая о своей голове.
Рубили живую плоть, как дровосек лес, с короткими яростными вскриками, в которых звучало то свирепое торжество, то злобное страдание. Слов не было, только короткий рык да предсмертный хрип.
Мельком проплывало перед взором чужое, бородатое или бритое лицо, налитые кровью глаза. Не мериться взглядами, не пугать надо было врага, не прицеливаться даже с расчетом. На все это уже не было времени. Надо было рубить, рубить, рубить! И били с оттяжкой, привычными взмахами, давая волю вбитым с детства рефлексам, стараясь угадать, где щит или доспехи слабее, где противник, забывшись, открылся, подставив мертвой стали живую плоть, которую требовалось достать и рассечь, взрезать, выпустить живую кровь. Рукопашная уравнивает всех.
И никто не заметил, что битва пошла не так, как планировалось…
Капитан Анохин в изнеможении опустил импровизированный монокуляр — половинку бинокля, какими уже лет шесть пользовались офицеры гарнизона, ибо оптики на всех не хватало. Правда, местные недавно научились делать свою, с линзами из горного хрусталя и стоившую двойной вес золота, но не так они богаты, чтобы золотом разбрасываться и покупать здешние дрянные подзорные трубы. Но будь у него хоть лучший цейссовский бинокль, хоть превосходная американская Травелер с линзами от Сваровски (какую снял в свое время с трупа курбаши под Гератом), больше он бы не узнал.