— Это кто же такую мудрёную штуковину измыслил? — спросил он.
— В чужих странах видел, — соврал я.
— А не продашь?
— Зачем тебе буер?
— Буер — это что?
— Вот же он! — показал я на дело рук своих.
— Эх, боярин, выгоды своей не видишь. По-катушки детворе устроить зимой, а ежели по правде — почту возить. Места в нём мало, да идёт ходко. Посчитай сам — ежели за почтовых лошадей надо шесть денег платить за двадцать вёрст, то во сколько это до самой Москвы обойдётся? А лошадей на ямах менять? Тут же ветер сам гонит. За два дня до столицы добраться можно. Продай!
— Сколько дашь?
Купец поднял глаза к небу, подсчитывая что-то в уме.
— Два рубля.
— Побойся Бога, купец!
Мы поторговались, и за пять рублей я продал ему буер.
Купец отсчитал деньги, а я вкратце рассказал, как им управлять. Купец заулыбался.
— Вот поеду в Новгород, там у меня знакомец есть — с ним поспорю, кто первый придёт. Жаться не буду — сто рублей на кон. Глядишь — покупку окуплю, да с прибылью буду.
Я лишь подивился деловой хватке купца.
— Батя, ты же обещал меня на буере этом покатать, а сам продал, — заныл Васятка.
— Так мы себе новый построим — ещё лучше этого!
— Правда? Вот тогда снова утрём нос купцу!
— Утрём, Васятка.
Народ медленно расходился с берега реки, оживлённо обсуждая мою диковинную лодку и неожиданные результаты гонки. До меня доносились отдельные слова, но, как я понял, мысли всех были сосредоточены на выигранных мною деньгах.
Как ни странно, после этих гонок меня стали узнавать на улицах, а на торжище я стал прямотаки уважаемым человеком. Вот ведь странность — деревню из руин поднял, а как был просто боярином, так им и остался. А тут — сделал буер да выиграл на нём в гонке деньги — и популярен, как какая-нибудь нынешняя поп-звезда.
Чтобы не обмануть в ожиданиях Васятку, я вновь купил лодочку-долблёнку, причём, когда покупал, продавец хитро прищурился:
— Опять чего удумал, боярин?
Я отшутился, а продавец, не торгуясь, сделал скидку.
Будущий буер я также поставил на коньки, но теперь придумал к нему ещё и тормоз. Нажал на рычаг — снизу, с днища, высовывается железный прут и тормозит о лёд. А вместо мачты с парусом сшил нечто вроде парашюта, только квадратного, и прикрепил его тонкими верёвками к корпусу.
Когда я выкатил на лёд уже готовую конструкцию, вокруг собралось множество любопытствующих. Люди стояли немного поодаль и с интересом разглядывали буер.
Я уселся на скамейку буера, слегка отпустил стропы — парашют надулся и потащил буер по льду. А когда я был на середине реки, отпустил стропы до конца. Ветер заполнил купол полностью. Буер понёсся по льду, слегка подпрыгивая на наледи. Ветер свистел в ушах, обжигал щёки и выдавливал слёзы из глаз. Даже на глазок скорость была выше, чем у моего первого буера, причём изрядно.
Я подтянул стропы, испробовал тормоз. Буер встал. Я развернулся и отправился в обратную дорогу. И сразу почувствовал разницу — на ветер под углом купол тянул хуже.
Всё-таки я посадил за собой Васятку, и мы поехали по реке. К нашему удивлению, вскоре показалась моя деревня. На лошади в Смоляниново скакать и скакать, а тут — по льду, как по асфальту. Здорово! Пожалуй, у меня теперь есть зимний транспорт.
Я зашёл в деревню, коротко переговорил с Андреем, и мы пустились в обратный путь. Теперь я сидел сзади, а буером правил Васятка. Сначала не всё получалось гладко — буер рыскал, но когда мы подъехали к причалу, парень уже освоился. Сам ловко подтянул стропы, погасив купол, и затормозил. Пацан сиял, как новый рубль. А как же? В городе ни у кого такого нет!
Пожалуй, буду брать Васятку в поездки на буере — пусть учится, привыкает. Плохо только, что буер одноместный. А двухместный делать — тяжеловат получится, корпус деревянный. Сюда бы пластик да алюминий.
Дома только и разговоров было, что о поездке. За ужином Васятка все уши прожужжал Елене о буере. Пора, наверное, вводить парня во взрослую жизнь — боярская стезя далеко не такая сладкая, много надо знать и уметь.
Следующим днём было воскресенье, и мы отправились в церковь на службу — так заведено было на Руси. Ощущал я себя русским, православным, и службы посещал, не то сочли бы безбожником. Пожертвовал церкви от выигранных на спор денег десятину — пять рублей, что было в русских традициях. Десятую часть от прибыли жертвовали все — купцы, ремесленники, крестьяне, воины.
Еще пять рублей мы потратили на торгу. Надо было и Елену приодеть, и Васятку — всё-таки боярыня и боярский сын. Пусть и не столбовые дворяне, но не след в старом ходить. Лене я выбрал лазоревый сарафан, обильно украшенный вышивкой, кику шёлковую, бархатную безрукавку, Васятке — ферязь тонкую, летнюю, порты с гашником, жупан и мягкие башмаки из козьей кожи. А уж мимо лавки златокузнеца жена пройти просто не смогла. В цвет кики выбрала себе понизь из бисера, а я добавил шейную гривну.
Дома оба вертелись перед зеркалом, примеряя обновы. Воистину — хочешь поддерживать благосклонность женщины — балуй её подарками.
Меж тем пришла весна с её ледоходом, разливом рек и непроезжими дорогами. Я был рад, что Андрей успел завезти в деревню соль, перец, и ещё кое-что по мелочи. Мука, зерно, крупы были теперь свои, все припасы хранились в амбаре.
Как только дорога подсохла, я на коне отправился в деревню — ведь не был там месяц. Ещё подъезжая, услышал стук топоров и увидел многолюдье на пригорке. Я направил коня туда.
На каменном фундаменте, заложенном ещё осенью, уже красовались четыре венца брёвен. Я обрадовался: церковь начала строиться — знак добрый.
— Андрей, — поздоровавшись с приказчиком и холопами, спросил я, — откуда столько народу?
— Делать сейчас в поле нечего — сеять рано, а к Тучкову в церковь нашим ходить далеко, вот и решили люди помочь плотнику. Думаю, дней через десять со стенами закончим.
Подивился я, но и обрадовался. Не деревня будет, а село. Теперь загвоздка только в священнике да колоколе.
— Андрей, о церкви подумали, а об избе для священника и его семьи?
— Сделаем, только покажет пусть, где ставить.
Мы обговорили хозяйственные мелочи, и я поскакал в город. Вёрст через десять обогнал интересную процессию. Лошадь тащила гружёную повозку, а к ней была привязана за оглобли ещё одна повозка, в которой сидели дети. Обочь шли мужики с бабами.
Я остановился, развернул лошадь.
— Здоровьичка всем!
В ответ — поклоны, нестройное: «Здравствуй, барин».
— Не барин я — боярин. Откуда путь держите?
— Из Литвы проклятой, совсем паны да ксендзы замучили.