Энлиль Маратович улыбнулся.
— Кто тебе сказал?
Гера, как мне показалось, смутилась.
— Вы хотите сказать, что у человека есть вымя, как у коровы? - спросила она.
— Именно так.
— Где же оно? - спросила Гера совсем тихо.
Я не удержался и посмотрел на ее грудь. Это не укрылось от Энлиля Маратовича.
— В голове, - сказал он, и, глядя на меня, выразительно постучал пальцами по черепу.
— Где именно в голове? - спросил я.
— Я только что объяснял, - ответил Энлиль Маратович. - Ум "Б" и есть тот орган, который производит деньги. Это денежная железа, которая из всех животных есть только у человека…
— Подождите, - перебил я. - Мы говорили про то, что ум "Б" производит различие между двумя "мерседесами". Это ясно. А причем тут деньги?
— Различие между двумя "мерседесами", выделенное в чистом виде, и есть деньги. А культурная среда, которая состоит из таких различий - это карьер, в котором деньги добывают. Этот карьер, как вы понимаете, не где-то снаружи, а в голове. Поэтому я и говорю, что люди добывают деньги из себя.
— А как человек может работать в карьере, если этот карьер у него в голове? - спросил я.
— Очень просто. В уме "Б" идет непрерывное абстрактное мышление, которое створаживается в денежный концентрат. Это похоже на брожение в виноградном чане.
— А что такое денежный концентрат?
— Различие между двумя "мерседесами" - это и есть денежный концентрат.
Он соотносится с деньгами примерно как листья коки с кокаином. Можно сказать, что деньги - это очищенный и рафинированный продукт ума "Б".
— Скажите, а этот денежный концентрат случайно не то же самое, что гламур? - спросила Гера.
— Верно мыслишь, - ответил Энлиль Маратович. - Но денежный концентрат - это не только гламур. В деньги перерабатывается практически любое восприятие, которое существует в современном городе. Просто некоторые виды восприятия приводят к выработке большего объема денежной массы на единицу информации. Гламур здесь вне конкуренции. Именно поэтому вокруг человека всегда столько глянца и рекламы. Это как клевер для коровы.
— А разве гламур есть всюду? - спросил я.
— Конечно. Только он всюду разный. В Нью-Йорке это автомобиль "Феррари" и туалет от какой-нибудь Донны Каран. А в азиатской деревне это мобильный с большим экраном и майка с надписью "Mickey Mouse USA Famous Brand". Но субстанция одна.
Гера посмотрела на мои ноги. Я заметил, что мои штанины сбились вниз, и обнажились носки, резинки которых были украшены лэйблами в виде британского флага.
— А в чем состоит роль дискурса? - спросил я озабоченным тоном.
— У пастбища должна быть ограда, - ответил Энлиль Маратович. - Чтобы стадо не разбрелось.
— А кто за этой оградой?
— Как кто. Мы.
Я вспомнил, что то же самое, почти слово в слово, говорил мне в свое время Иегова. Гера вздохнула. Энлиль Маратович засмеялся.
— Ждала от жизни большего? - сказал он. - Не жди.
— А что бывает с людьми, которые отказываются поедать концентрат и вырабатывать деньги? - спросила Гера.
— Я пастырь добрый, - ответил Энлиль Маратович. - Ругать не буду. Но ты сама подумай, как корова может отказаться вырабатывать молоко? Ей придется перестать кушать.
— Но ведь люди, наверно, могут вырабатывать вместо денег что-то другое?
Например, как в Советском Союзе?
Энлиль Маратович поднял брови.
— Хороший вопрос… Если коротко, можно сказать так: животноводство бывает мясное и молочное. Когда оно перестает быть молочным, оно сразу же становится мясным. А когда оно перестает быть мясным, оно становится молочным. В переходные эпохи оно бывает комбинированным. Ничего другого пока не придумали.
— А что это значит - мясное животноводство? - спросил я.
— То и значит, - сказал Энлиль Маратович. - Можно пить молоко, а можно есть мясо. Есть ресурс, который люди производят при жизни, и есть ресурс, который они производят во время смерти… К счастью, эти ужасные технологии давно осуждены и остались в прошлом, так что не будем на них останавливаться.
— Войны? - спросила Гера.
— Не только, - ответил Энлиль Маратович. - Впрочем, войны тоже сюда относятся. Они бывают разной природы. Иногда вампиры разных стран просто играют друг с другом, как дети. Только вместо солдатиков у них люди. Бывает даже, что вампиры одного клана играют в солдатики друг с другом на собственной территории. Правда, обычно мы стараемся делить ресурсы мирно. Но это не всегда получается.
— Может быть, людям нужно добраться до этих мясных и молочных животноводов? - спросила Гера.
— Разрушить ограду? - поддакнул я. - Вернуться в естественную среду?
— Вы, ребята, не забывайте, что вы теперь сами животноводы, - сказал Энлиль Маратович. - Иначе вы бы здесь не висели. Ценю ваш порыв, я сам по природе сострадательный и добрый. Но поймите раз и навсегда - коров, свиней и людей нельзя отпустить на волю. Причем если для коров и свиней еще можно что-то подобное специально придумать, то для людей это невозможно в принципе, поскольку они, в сущности, есть просто вынесенная наружу часть нашей перистальтики. Особенность этих существ в том, что естественной среды обитания у них нет. Только неестественная, ибо сами они глубоко неестественны. Человеку нечего делать на воле. Он выведен именно для того, чтобы жить как живет. Но не надо проливать по этому поводу слезы - не так уж человеку и плохо. Вместо воли у него есть свобода. Это совершенно потрясающая вещь. Мы говорим ему - пасись где захочешь! Чем больше у тебя свободы, тем больше ты произведешь денег. Разве плохо?
И Энлиль Маратович довольно засмеялся.
— Мне непонятно самое главное, - сказал я. - Все денежные потоки от начала до конца контролируются людьми. Каким образом вампиры собирают и используют деньги?
— Это уже другая тема, - ответил Энлиль Маратович. - Об этом вы узнаете позже. А теперь немного помолчим…
Наступила тишина.
Я закрыл глаза. Мне нравилось просто так висеть вниз головой и ни о чем не думать. Скоро я впал в блаженное оцепенение, похожее на сон - но это был не сон, а скорее какое-то хрустальное безмыслие. Наверно, о чем-то похожем пел Игги Поп - "the fish doesn't think, because the fish knows everything"… /прим. - рыба не думает, потому что рыба все знает./ Может быть, в этом состоянии я тоже все знал, но проверить это было затруднительно, потому что для проверки пришлось бы думать, а думать и означало выйти из этого состояния. Не знаю, сколько прошло времени. Меня привел в чувство резкий хлопок в ладоши. Я открыл глаза.