— Разворачивайся и назад! — приказал он.
Выбросив из выхлопных труб клуб сизого дыма, скользя по булыжной мостовой, самоходка развернулась и помчалась обратно.
Вроде и улица одна, но поехали они не туда. Скорее всего, к площади выходило несколько улиц, и они ошиблись. Они поняли это, когда выскочив из города, увидели поле и несколько десятков немецких истребителей на нём. Но ничего другого, как использовать эту ситуацию, им уже не оставалось.
Немец-часовой у шлагбаума шарахнулся в сторону.
— Иваныч, дави!
Самоходка с ходу ворвалась на самолётную стоянку. Корпусом они били по самолётам и давили им хвосты. Вокруг всё трещало, скрипел и рвался самолётный алюминий.
По самоходке ударила очередь. Павел увидел, как в их сторону лихорадочно разворачивают спаренную установку зенитных «Эрликонов» — была у немцев такая 20-миллиметровая скорострельная пушка.
— Остановка! Толя, по зенитке — огонь!
Грохнул выстрел. Промахнуться с такой дистанции было невозможно. Они попали прямо в зенитную установку, только куски железа полетели во все стороны.
— Вперёд, дави!
Хрустело железо, лопались самолётные дутики. На разгромленной самолётной стоянке начинался пожар.
С коротких остановок сделали ещё два выстрела по зданию на аэродроме — штаб у них там был, что ли?
— Иваныч, разворачивай назад, убираться отсюда надо.
Расчёт второй зенитной установки, видя приближающуюся советскую самоходку, бросился врассыпную, Даже не попытавшись сделать ни одного выстрела. Да они и не могли повредить самоходку — 50-миллиметровые танковые или пушечные снаряды её просто не брали.
Они вырвались с аэродрома, оставив после себя хаос разрушения. На перекрёстке на мгновение остановились.
— По-моему, нам надо направо? — полувопросительно-полуутвердительно произнёс Павел. — Иваныч, давай направо.
На этот раз они угадали с направлением, выбравшись на дорогу, по которой попали в город.
Павел попытался ещё раз связался с комбатом, но в эфире слышался только треск помех. Рация 9РН брала только в пределах пятнадцати, а на возвышениях — в пределах восемнадцати километров. «Неужели мы так далеко от своих оторвались?» — удивился Павел.
Однако горючки должно хватить. Перед атакой полные баки залили, которых хватало на триста километров пробега.
Километров через пять стала слышна пушечная, а затем и пулемётная стрельба — впереди продолжался бой. Самоходка вышла в тыл к немцам немного на другом участке.
Павел боялся, как бы кто из своих же не влепил им снаряд — ведь трофейные машины использовали обе стороны. Но обошлось.
Они раздавили немецкие артиллерийские орудия, расстреляли из пушки два дота, прошлись по траншее.
Среди немцев поднялась паника. Русские и впереди и в тылу! Как наши бойцы в 1941 году боялись попасть в окружение, так и немцы в 1945 году стали бояться того же. Никому не хотелось в плен, в холодную и страшную Сибирь!
Немцы стали отступать, их преследовали наши бойцы.
Навстречу прошли две «тридцатьчетвёрки».
— Это мы где вышли, командир?
— Подожди, Толя, сейчас сориентируюсь, — Павел развернул карту. Знать бы ещё название городка, где они аэродром разгромили. Вокруг — ни одного ориентира, сплошные окопы да траншеи. А для привязки к местности ориентиры нужны: река, заводская труба или ещё что-либо.
Павел открыл крышку люка и окликнул пробегающих бойцов:
— Эй, земляки, вы какого полка?
— «Хозяйство» Карташова, — бойцы пробежали мимо.
Кто этот Карташов, какая часть?
— Иваныч, давай через траншеи, у своих разберёмся.
Запищала рация.
— «Пятьсот одиннадцатый»! Вызывает «второй»! Приём!
«Второй» — это был комбат, а вызывали его, Пашку.
Комбата Павел до сих пор побаивался, хотя уже полгода воевал под его командованием.
— Это «пятьсот одиннадцатый», слушаю.
— Ты где потерялся? Почему не отвечаешь?
— Рация не работала, я вас вызывал, — испуганным голосом стал оправдываться Пашка.
— Возвращайся в полк!
— Так точно!
Знать бы ещё, где полк…
На «нейтралке» Павел скомандовал:
— Давай направо!
Он надеялся увидеть поле боя, на котором начиналась атака.
— Командир, вон же танк стоит, что на мине подорвался, вон самоходка подбитая из нашего полка…
Павел перевёл дух. Не хватало только заблудиться и стать посмешищем для полка.
Прибыв к месту дислокации, экипаж выбрался из боевой машины, и тут Иван Иванович насмешил всех. Фраза, которую он выдал, долго потом передавалась из одних солдатских уст в другие:
— Лучшая ПВО — это наша самоходка на немецком аэродроме.
Когда до экипажа дошёл смысл этого перла, все схватились за животы. Вот тебе и молчун!
Насмеявшись до слёз, Павел посерьёзнел:
— Вот что, парни. Думаю — о том, что мы заблудились, и о немецком аэродроме рассказывать не стоит.
— А что тут такого? Наоборот, гордиться надо, сколько мы их самолётов угробили, — возразил Анатолий.
— Раз командир говорит, значит — слушай, салага, — осадил его механик-водитель, — а то в следующий раз пешком за нами бежать будешь.
Экипаж смолчал, но комбат всё равно узнал о случившемся — позже, когда наши войска взяли этот немецкий городишко. Пленные рассказали, что в город ворвались сумасшедшие русские на танке, разгромили аэродром, напугали до смерти местных жителей и внезапно исчезли. Немецкое командование срочно направило в город артиллерийскую батарею, но танка в нём уже не было, однако очевидцы запомнили номер.
Тогда комбат вызвал Павла и спросил, не его ли самоходка участвовала в этих событиях?
— Товарищ комбат, пленные же про танк говорили, а у нас — САУ. А номер они от страха попутать могли, — напропалую врал Павел.
— Да? А я почему-то особенно не удивился, когда командир полка назвал номер твоей машины, — спокойно парировал комбат.
Но отступать было уже поздно.
— Никак нет, не мы, ошибочка вышла.
— Жаль, командир полка пообещал весь экипаж к наградам представить.
Когда Павел пересказал экипажу свой разговор с комбатом, Анатолий и Василий стали сожалеть о наградах. Лишь Иван Иванович рассудил:
— Эх, молодёжь, вам бы только о цацках думать! А со СМЕРШем пообщаться не хотите? В немецком тылу были? Были! И без потерь оттуда выбрались? А почему город не захватили?