Аппарат оказался допотопный — черный, эбонитовый, одна только трубка полкило весит. Единственное плохо — сеть гражданская, и как с ее помощью дозвониться в штаб, не знаю.
— Эй, товарищ! Как в НКВД местное позвонить?
— Не знаю, милок! Уж чего не знаю, того не знаю!
И сразу смылся. Видимо, упоминание об НКВД его испугало. Вот беда — телефон на столе, а куда звонить — не знаю. Наугад я набрал «02». Нет ответа. Выдвинул ящики письменного стола — один, другой… Нашел-таки телефонный справочник — небольшую замусоленную книжку размером с ладонь. Но отыскал в ней только номер милиции.
Все номера в справочнике были трехзначные. Я набрал милицию.
— Алло, у аппарата.
— Дайте мне номер районного управления НКВД.
— А кто спрашивает?
— Капитан Сидоров! — рявкнул я.
Мне назвали номер. Я позвонил. Трубку сняли:
— Да.
Я коротко объяснил ситуацию.
— Сейчас подъедем.
И в самом деле — прошло не более получаса, пока я возвращался к самолету, как темноту разрезали лучи фар. Машина остановилась у МТС, потом направилась к нам.
Из «эмки» вышли двое — сержант и рядовой, судя по петличкам. И с ходу: — Предъявить документы, сдать оружие!
Документов у нас, понятное дело, не было — у всех троих, а оружие сдали.
— Садитесь в машину!
Я возразил:
— Документы важные у нас — оставлять нельзя. И раненый — ему в госпиталь надо.
Раненого «Сидорова» втроем перенесли в машину, я забрал из кабины самолета вещмешок и ранец. Пока ехали, «Сидоров» наклонился ко мне:
— Куда звонил?
— В НКВД районное.
— Зря. В Москву Егорову звонить надо было — в управление.
Энкавэдэшник, сидевший на переднем сиденье, повернулся к нам:
— Отставить разговорчики!
«Эмка» въехала во двор местного управления государственной безопасности. Мы вышли из машины. Я нес рюкзак, летчик поддерживал «Сидорова».
Нас завели в комнату и усадили на пол. «Сидоров» попытался объяснить сержанту ситуацию:
— Мне в Москву позвонить надо. Оттуда приедут и все объяснят.
— Поговори еще, морда фашистская! Я сам решу — кто, куда и когда звонить будет.
— Я выше тебя по званию, — вспылил «Сидоров». — С задания раненым вернулся, с документами срочными и важными. Если ты, недоумок, сейчас в Москву не позвонишь, то завтра я уже тебе не позавидую. В лучшем случае — на передовую пошлют, рядовым пехотинцем.
Скорее всего, сержант принял угрозу всерьез:
— Хорошо, только я сам звонить буду. Говори номер.
«Сидоров» назвал ему московский номер. Сержант позвонил по своей линии связи.
— Можайское районное управление НКВД, сержант Холодин. Тут такое дело: самолет у нас приземлился, а в нем три человека — без документов и с оружием.
Он выслушал ответ, закурил, сплюнул:
— Принесло вас на мою голову.
Больше нас не трогали.
Часа через два щелкнул замок, дверь распахнулась. На пороге стоял тот самый военный без знаков различия, который провожал меня на аэродроме в Москве.
— Николай, здравствуй, с прибытием тебя! — Он пожал «Сидорову» руку.
— А ты как здесь оказался, взводный? Ты же оттуда сам добираться должен был!
— Спасибо товарищу «Сидорову», он настоял.
— Да как же вы в одной кабинке-то? Тесно ведь!
— В тесноте да не в обиде.
Военный покачал головой, махнул рукой и — улыбнулся.
Потом повернулся к сержанту Холодину:
— Забираю всех троих — это мои люди. И груз тоже. Надеюсь, вы не успели сунуть туда свой нос? И оружие верните!
Сержант НКВД стоял перед военным по стойке «смирно», «пожирая» его глазами. Интересно, какое у москвича звание и кто он вообще такой?
Военный вместе с «Сидоровым» уселись в «эмку», мы с пилотом — во вторую машину, и маленькая кавалькада тронулась. В машине было тепло, мягко покачивало, и я уснул.
Проснулся от толчка — машина стояла перед воротами. Мы снова въехали в тот самый двор, где я уже побывал однажды. На стене — ни вывески, ни указателей. Что за учреждение такое? Однако у главного входа прохаживался милиционер в форме. Ну, меня милицейской формой не обманешь — не более чем маскировка. Был я уже внутри этого здания однажды — милицией там и не пахло.
Ворота раскрылись, и машины заехали внутрь.
Пилот тут же ушел, а я стоял и глупо озирался. Что делать? Документов нет, и главное, я не знал, на каком я положении здесь и волен ли уйти?
Подошел лейтенант:
— Сержант, оружие верни — казенное.
Я без сожаления отдал автомат.
— Иди за мной.
В это время из первой машины неловко вылез «товарищ Сидоров». Рукой махнул мне:
— Подойди, сержант.
Я подошел.
— Спасибо, дружище, что добрался до наших, документы и меня вывез. Чего тебе в свой взвод возвращаться? Ты парень сообразительный, шустрый. Тебя бы подучить немного — хороший разведчик бы получился. Хочешь в разведку?
— Я и так в ней служу.
«Сидоров» досадливо поморщился:
— Нет, я не о полковой или дивизионной разведке говорю. «Языка» в плен взять тоже, конечно, суметь надо, но это — тактика. Я же тебе более серьезное дело предлагаю.
— Так документы мои у старшины остались, во взводе.
— Плюнь на них. Мы тебе сами документы выправим и в дивизию сообщим, чтобы тебя дезертиром не считали.
— Подумать можно?
— Можно — часа два. Вот пусть лейтенант тебя немного просветит о нашей службе.
Лейтенант кивнул, и мы зашли в здание.
Предполагая продолжение разговора, я и не знал, что снова увижу «товарища Сидорова» не скоро. Встретиться с ним мне доведется только через год.
Лейтенант завел меня в небольшую комнатенку, нечто вроде бытовки.
— Чаю хочешь?
— Да я и поел бы чего-нибудь. То взаперти держат, то — самолет, то — тыл немецкий… А по-человечески поесть нигде не дают.
— Сейчас.
Лейтенант ушел, а когда вернулся, поставил на стол тарелку с вареной картошкой, полбуханки белого хлеба и — диво дивное! — изрядный кусок полукопченой колбасы, источавшей восхитительнейший аромат. Я не выдержал — схватил ее и понюхал. Как же давно я не ел такую колбасу! От чесночно-мясного духа чуть слюной не поперхнулся.
— Да ты ешь, сержант, я сейчас чайку подогрею.