— Всё! — дружно ответили кормчие и десятники.
— Ну, с Богом!
Переночевали, а утром — в путь. Не завтракали, потому как уже просто было нечего есть. Попили забортной воды из реки, чтобы желудок не слишком сильно урчал. Хоть в одном повезло русским — ветер дул попутный, ровный и сильный. Под парусами ходко шли, аж вода под форштевнями на носу шипела. Гребцы отдыхали пока, знали, что вся их работа — впереди. Михаил раздал оружие. Савва с луком на носу уселся, повздыхал — стрел маловато.
Двоих отчаянных парней из бывших невольников, которых в последний день в команду взял, когда Спиридона в Сарае убили, Мишка посадил у левого борта. Одного Макаром звали, другого — Ефремом. В руках — сабли трофейные, глаза азартом горят.
Михаил свою саблю достал, из ножен вынул, провёл куском сала по лезвию — ржавчина не так брать будет, да и от крови отмывать легче. Вложил саблю в ножны и отложил в сторону; взял в руки трофейную, что у убитого ордынца забрал. Раньше всё как-то руки до неё не доходили. Уселся на корме, недалеко от Павла, вытащил саблю из ножен. Чудной узор по лезвию идёт, никогда такого раньше не видел, да и лезвие необычное — тёмное. От древности, что ли?
Мишка взмахнул саблей в воздухе. Лезвие описало полукруг, с непривычным звуком разрезая воздух, как будто разрывало его.
— Ты где такую саблю диковинную взял? — спросил Павел.
— У татарина убитого.
— Считай, повезло тебе, парень.
— Что, вправду такая ценная?
— Дамаск это чёрный. Редкая очень и дорогая. Сам раньше не видел, но слышать — слышал. Бают, сабля эта броню как репу режет.
— Да ну?! — удивился Мишка, однако же к поясу именно эту саблю прицепил. — И откуда ты всё знаешь?
— Если уши есть — услышишь. А голова — чтобы запоминать и думать, а не только чревоугодничать, — с важным видом ответил кормчий.
Впереди идущие суда стали медленно уваливать вправо. Показалась стрелка Волги и Камы. В месте слияния — как море широка. Встань на лодке в центре — противоположные берега в дымке теряются. Смешиваются воды двух полноводных рек, вот и крутит воду здесь. Водоворотов полно, потому суда к правому по ходу берегу прижимались — и к своим всадникам поближе и от татар подальше.
Они благополучно прошли поворот и поплыли по Каме вверх. Тут уж и гребцы за весла сели. Проскочить бы опасное место с ходу. Да легко только в сказках бывает.
Отошли версты две, как увидели — на реке лодки поджидают, не меньше десятка, а в них татары, кричат что-то, руками на караван показывают. И на обоих берегах конница татарская. Сколько их — трудно сказать: левый берег высокий, с судов просматривается плохо. Зато татарам раздолье — сверху по судам из луков стрелять удобно, видно всё как на ладони.
Татары даже успели несколько стрел выпустить, да тут Костя подоспел, конницей ударил. Татар-то маловато было, полсотни всего. Дозор на ушкуйников или на небольшую группу конных рассчитан был, а тут — две сотни русских всадников с тыла несутся.
И пошла рубка! Суда выстроились в три параллельные линии, а в каждой линии шли настолько близко друг к другу, чтобы от борта до борта только вёслами работать, не зацепить да не сломать. И вперёд!
На лодках татары сначала руками махали, пытаясь остановить караван, угрожали. Потом, увидев, что угрозы на русичей не действуют, стали стрелы пускать. А что десяток лодок против почти сотни крепких судов?
Часть лодок смяли сразу, проломили борта, разметали. Татары — пловцы никудышные, да и кто хорошо плавать сможет при полном вооружении? Шлем да кольчугу быстро не сбросишь, как и пояс с ножом и саблей. А на них ещё и поддоспешники, которые быстро намокают и тянут вниз, на дно, не хуже грузил.
Татары на тех лодках, которым увернуться от первого удара удалось, пробовали проскочить между ушкуями. Тщетно. Гребцы ушкуев вытащили вёсла из уключин и давай ими по лодкам бить! Держали одно весло вдвоём, потому как — тяжёлое, и удар таким веслом борт на лодке проламывал.
Татары в злобе и исступлении из луков стреляли, убить успели несколько гребцов, но и сами ко дну пошли.
На нескольких ушкуях тоже лучники нашлись. Только татарин из лодки приподнимется — ему стрелой в бок — р-раз! И всего-то треть судов успели опасное место пройти, а от лодок лишь щепки одни да кое-что из одежды плавает.
Своих убитых ушкуйники тоже за борт сбросили — суровая необходимость боя: веса меньше, ушкуй быстрее пойдёт. Мёртвому уже не поможешь, а живым жить надо и до дому поскорее добраться.
На левом по ходу движения — казанском — берегу татары выстроились в линию, дали залп из луков, да не долетели стрелы, в воду попадали. Широка Кама!
Караван прорвался, гребцам топорами и помахать не пришлось. Ушкуйники с тревогой смотрели на медленно проплывающий мимо них берег, где схватились русские и татарские конники.
Но постепенно бой русской и татарской конницы остался позади и, судя по крикам и звону оружия, еще не закончился. Ушкуйники продолжали тяжёлый подъём вверх по Каме. Костя ведь сам сказал: не останавливаться, прорываться. Только вперёд!
«Как там трофеи наши на судах после схватки — целы?» — подумал Михаил. Насколько он мог охватить глазом, все суда каравана были целы. Потери, конечно, были — Мишка сам видел проплывающие по реке тела гребцов, но суда были целы, стало быть — и трофеи тоже.
Татары на своём, казанском, берегу вскочили на коней и скрылись в глубине берега, явно что-то замышляя.
— Небось, за помощью поскакали, — заметил Павел. — Теперь, поди, попытаются конницей выше по течению караван перехватить. Только ничего у них не выйдет. На Каме перекатов нет, а если будем на стремнине держаться — ни одна стрела не долетит. Вот коннице нашей достаться может. Как-то у них там дела?
— Должны пробиться. Костя — воин опытный, башковитый, — уверил его Михаил.
— Это — да. Да вдруг татарам помощь подошла? Не забывай — ордынцы по следу идут.
Оба с тревогой посмотрели назад, но караван уже прошёл пологий поворот, и место боя осталось далеко позади, даже звуки не долетали.
Корабельщики на судах каравана перевели дух. С переднего ушкуя крикнули:
— Э-ге-гей, братья-славяне, велики ли потери?
— У нас — ни одного! — бодро крикнул в ответ Михаил.
На других судах, следовавших перед лобановской тройкой, дела были похуже. В столкновении с татарским речным дозором от стрел лучников погибли десятки гребцов.
Гребли до вечера, и только когда ветер спал и парус обвис бессильно, встали на якорь. К берегам не приближались, но сдвинулись со стремнины к правому по ходу берегу. Вдруг ночью какое судно с верховьев опускаться будет? Не разминется впотьмах да и врежется. Само потонет и несколько тяжело гружённых судов из каравана на дно за собой увлечь запросто может.
Гребцы спать завалились, а Савву Михаил дежурным поставил. Земли вокруг чужие, враждебные, как бы татары пакость какую не учинили. Но обошлось, ночь спокойно прошла.