Утром стали судить-рядить — дальше плыть или Костю с конницей ждать.
— Надо двигаться вперёд, татары из Казани конную рать вдогон послать могут, — настаивали одни.
— А Костя? Вдруг им помощь наша нужна, раненых забрать?
— Он же сам приказал — не ждать, всем караваном плыть в вятские земли, — сокровища сберечь.
Порешили кормчие всё-таки двигаться дальше.
Ветерок слабый, едва парус наполнил. Однако же ушкуй, хоть и медленно, преодолевая течение, но вперёд шёл, как и другие суда. Ушкуйники назад больше глядели — не видать ли воеводы Юрьева?
Лишь около полудня вдали увидели скачущих всадников. И пока не понять — Костя или татары? Всадники приближались.
— Свои! — заорал кто-то. Видать, глаз зоркий — разглядел русские доспехи.
И в самом деле — это скакал Костя Юрьев с конной ратью. Даже на глаз видно было — не все всадники караван догнали. Четвёртая их часть у слияния Волги и Камы осталась лежать в степи. И раненые были, едва державшиеся от слабости в сёдлах.
Пристал караван к берегу, перенесли бережно раненых на ладьи да ушкуи. Костя вздохнул облегчённо.
— Теперь хоть руки развязались. Раненых не бросишь, а воевать с ними несподручно. Удачно получилось, что у каравана ход замедлился и мы вас догнали.
Он отвёл в сторону Глеба, что плыл на ушкуе с трофеями из ханского дворца, и Михаила.
— Плохо дело. По правому берегу вдогонку идут казанские татары, сотни две. Лазутчики мои костры посчитали на их стоянке. А по левому — ордынцы, тоже не меньше — как клещ вцепились, всё никак не отстанут. Их башкиры задержали, и мы оторвались было, а тут бой с казанскими некстати начался. Кыпчаки не более чем в полудне пути от нас. Если степняки соединятся…
Костя не договорил, махнул рукой. К воеводе подходили с проблемами десятники. Один вопрос решался, да тут же возникал следующий. Улучив момент, Костя вернулся к прерванному разговору.
— Нам бы только до вятских земель добраться. Там леса глухие, непроходимые. А главное — с охотниками я заранее переговорил, неожиданность преследователей ждёт. А вы держитесь вместе — ты, Глеб, и ты, Михаил. Чтобы суда в целости до Немды довести.
— Костя, соромно мне от басурманов бегством спасаться, я ведь воин, и люди мои тоже. Дай нам коней, тебе помощь будет.
— А с караваном кто останется? Его совсем без защиты оставлять негоже. Там ценностей на ушкуях — ого-го! Даже после дележа на эти деньги весь Хлынов купить можно! Помнишь, я тебе о великом князе Московском…
Костя снова замолчал, поглядел на Михаила. Тот понял, что слова эти вырвались у Кости случайно и вовсе не предназначались для его ушей.
— Потом, в Немде договорим, если живы будем.
— Должны добраться, Костя, непременно там будем, — горячился Глеб. — Только ты уж до вятских земель продержись со своими конными.
Караван продолжил путь. Костя с конной ратью следовал по берегу.
И всё-таки настигли их татары. Сначала вдали пыльное облако появилось, которое стало быстро приближаться. Видимо, в стремлении непременно настигнуть русичей не жалели татары лошадей, чувствовали, что ещё немного — и уйдёт лакомая добыча из рук, потому торопились.
Пыль заметили и ушкуйники, и Костя. Караван продолжил путь, а Костя с конной ратью затаился в небольшой роще, в которой всадники едва укрылись.
Татары совершили две роковые ошибки: не поменяли лошадей на заводных, вступив в бой на усталых, взмыленных конях, и второе — изменив своим привычкам, не пустили впереди дозор, не сомневаясь, что и так заметят конную рать Юрьева издалека. И этими промахами они лишили себя важного преимущества.
Обычно татары начинали бой издалека, осыпая противника градом стрел, убивая, раня врага ещё на расстоянии, и этим расстраивая его боевые порядки. Ещё до столкновения противник нёс потери и был деморализован.
Костя подпустил врага поближе и, когда татары начали проноситься между рощей и рекой, внезапно ударил им вбок. Ввиду неожиданного удара татары понесли потери. Их отряд оказался рассечённым надвое. Заводные кони, которых татары вели за собой в поводу, в бою только мешали. А русские неистово работали саблями и топорами, понимая, что от исхода именно этого боя многое зависит. Ни татарам, ни русским ждать помощи было неоткуда. Крики, звон оружия, ржание лошадей — все слилось в оглушительный шум.
Татар изначально было больше, но от внезапного бокового удара русских они сразу потеряли много людей, и теперь сеча шла почти на равных. На реке услышали шум битвы, бывшие невольники закричали: «В сечу хотим, басурманам отмстить!» Они бросили грести и начали требовать оружие.
Поддались кормчие их напору, пристали к берегу. И Мишка не устоял, поддался общему порыву.
— Кто со мной пойдёт в бой на татар?
Согласились все гребцы — бывшие невольники. Да их и уговаривать не надо было. Голодные, не успевшие отъесться на судовых харчах, вымотанные тяжёлым трудом на ушкуях, они требовали оружия.
— Павел, пристань к берегу и жди.
Гребцы со всех трёх судов Михаила, захватив топоры, перебрались на берег и толпой побежали к месту конного боя. Следом за ними, захватив дамасскую саблю, помчался и Михаил. Рядом с ним бежал Савва.
Вот и татары. Они, пережив и преодолев шок и растерянность от внезапного нападения конной рати русских, развернулись в боевой порядок и теперь с двух сторон наседали на воинов Юрьева. Увлечённые схваткой, назад они не смотрели. А зря!
Савва остановился, пустил одну стрелу, вторую, третью… Он бил в спины татарские, и ни одна стрела не прошла мимо цели.
За шумом боя татары не слышали топота множества ног бегущих к ним бывших невольников. А те, добежав, топорами били татар по ногам, не в силах дотянуться коротким оружием до груди или головы всадников. Они стаскивали их с лошадей и вдвоём-втроём молотили топорами по кольчугам, в неистовстве мутузили их кулаками. Ни одна кольчуга не выдержит удара боевым топором.
Вот и Михаил добежал. За ним, не отставая, мчался Савва. Заводные лошади мешали добраться до татар. Недолго думая, Михаил ударил саблей из чёрного Дамаска скакуна по задним ногам. Лошадь заржала от боли и присела, как собака. Михаил взлетел по её крупу и, как с трамплина, прыгнул на татарина. Ещё в прыжке он широким полукругом ударил саблей по телу врага. И только тогда заметил, что на том не кольчуга вовсе, а кираса. «Не пробить — только саблю сломаю», — пронеслось в голове Мишки.
Однако, к удивлению купца, дамаск разрубил кирасу и глубоко вошёл в тело татарина. Михаил с трудом вытащил саблю. Татарин поник, всем телом припав на шею лошади, но не падал. Слева и справа от него плотно сгрудились другие лошади и всадники. Так он и сидел в седле, наклонясь, — уже мёртвый.
Татарин справа повернул голову и, увидев русского, перебросил саблю из правой руки в левую, но ударить не успел. В спину ему, между лопаток, вошла стрела, пробив доспехи. «Молодец, Савва!» — мысленно отметил Михаил.