— Любава, зачем тебе столько вещей? На судёнышке красоваться не перед кем, а на водах вообще голяком ходить будешь.
— Я — нагишом? — удивилась Любава. — Да ведь я мужняя жена! К тому же север там, холодно. А вдруг люди?
— Медведи там, а не люди. Сожрать могут, а вот любоваться — навряд.
— Ой, лышенько! А что же ты не говорил раньше, что нагишом?
— Я думал, знаешь. Ведь в баню ты голяком ходишь?
Никита уговорил Любаву оставить половину вещей дома, и оказался прав.
Судно оказалось небольшим и крепким речным ушкуем. Хозяин, Ульян, позаботился о пассажирах — в передней части судёнышка был натянут полог из парусины для защиты от непогоды, и даже лежали два матраса, набитые душистым сеном.
Вся судовая рать состояла из трёх человек: самого хозяина, сидевшего за рулевым веслом, повара Андрея и единственного матроса, внука Ульяна, Михаила.
Под парусом дошли до Волока Ламского, лошадьми перетащили судно по деревянным полозьям на реку Шоша — и снова пустились в путь по воде.
Первые несколько дней Любава не отводила глаз от берегов — ей было интересно. Погода баловала, днём пригревало солнце.
Но постепенно, по мере продвижения на север всё стало меняться. Появилось множество валунов, и если днём было ещё тепло, то ночью — уже зябко.
На одной из стоянок на местном торгу Никита купил несколько хорошо выделанных медвежьих шкур. Шкуры были мягкие, отлично греющие даже в морозы. Одну из шкур он преподнёс в дар Ульяну. Тот долго мял её в руках, дул на мех, потом цокнул языком:
— Царский подарок!
— Я же не царь, Ульян! А хочешь — на самом деле царский подарок покажу?
— Да кто же не хочет?
Перстень разглядывали все — сам Ульян, Михаил, Андрей. Восхищались, а Михаил даже позавидовал:
— Мне бы такой!
— Заслужи! — цыкнул на него дед. — Думаешь — просто так государь подарил? За службу верную! Понимать надо!
За две недели они добрались до реки Верховки.
— А где же источники? — удивился Никита. — Ульян, ты ничего не напутал?
— Обижаешь, Никита. Я сорок лет плаваю, в этих местах тоже бывал. А источники вон там. Пойдём, покажу.
Они сошли на берег, и Ульян показал на неширокий, в два аршина, ручей:
— Галец. В него вода из нескольких источников стекает — он даже в стужу не замерзает.
Недалеко от берега, шагах в трёхстах находился первый источник. Выглядел он как-то уж очень обыденно. Круглая глубокая яма диаметром едва ли в сажень, из которой струился тоненький ручеёк.
— Ключ?
— Нет, целебная вода. Да тут их полно, выбирай, какой понравится больше.
Никита зачерпнул воду взятой кружкой, попробовал. В самом деле, вода не ключевая — солоноватая, минерализованная и тёплая.
За пару часов они обошли несколько десятков источников, но далеко не все. Никита воду пробовал везде. Поскольку никаких анализов сделать невозможно, он решил полагаться на вкус. Чем солоней вода — тем сильнее минерализация, тем выше лечебные свойства. На листке бумаги отмечал все опробованные источники, присваивая им номера: надо же перед царём отчитаться — да и самому знать. Не исключено, что он сюда сам людей посылать будет. И даже план в его голове созрел: ведь можно нанять людей, срубить большую избу, вроде постоялого двора, и возить сюда страждущих. Летом — на судах, зимой — санными обозами. И людям польза, и в его калиту копеечка упадёт. Вот только самому опробовать надо да по Любаве оценить. Сейчас уже поздно, дело к вечеру идёт.
С удовольствием отведали сытного кулеша с сушёным мясом да солёной рыбой вприкуску, запили всё это сытом. А переночевав, отправились вдвоём к источнику. Никита медвежью шкуру взял с собой да полотенца.
Раздевшись первым, он забрался в источник. Вода была тёплой, и чувствовалось, как она идёт снизу, из-под ног. Посидев четверть часа, он почувствовал, как его стала одолевать какая-то сонливость.
— Эх, хорошо!
Выскочив на камни, он растёрся докрасна и улёгся на шкуру.
— А ну-ка раздевайся, полезай! — скомандовал он Любаве.
— Что ты меня в омут толкаешь? Вода — она и есть вода. Я-то думала…
— Не полезешь? Сейчас в одежде столкну, — пошутил Никита.
Любава разделась, прыгнула в источник и даже взвизгнула. Но посидела немного, понравилось, и Никите пришлось вытаскивать её за руку. Минеральная вода — то же лекарство, только природное, и жадничать нельзя, меру знать надо.
Любава обтёрлась, обсохла, оделась. Повалялись ещё на шкуре. Камни были холодными, но медвежья шкура не давала холоду пробиться снизу.
Потом побродили по урочищу. Оно было в низине, и когда наверху дул ветер, тут в лесу, было тихо и даже тепло. Любава наткнулась на костянику и морошку — северные ягоды.
— Это есть можно?
— Запросто.
— А как называются?
— Вот эта, на малину похожая, только белая — морошка. Можешь от пуза есть, в Москве такой не купишь. А вот эта, красная — костяника. Это уже на любителя. Косточки большие, не по мне.
Любава попробовала обе ягоды. Конечно, морошка ей понравилась, и она ела, пока не обобрала весь куст.
— Барышня, ты меру знай, — предостерёг её Никита.
— Больно вкусно! В первый раз попробовала.
— В этих краях ещё черника есть и голубика.
— Хочу, хочу, хочу!
— Завтра поищем, а сейчас к Ульяну, обедать пора.
— А я уже наелась.
— Ну как знаешь.
Зато Никита поел с аппетитом — что для него пригоршня морошки? Так, червячка заморить. Он даже вздремнул немного.
После ещё на один источник сходили — его Никита отметил вторым по значимости. Вода в нём имела другой вкус и, следовательно — иной состав. Только долго в нём не усидишь, вода почти горячая, как в бане. Он сам высидел не больше пяти минут, выскочил с покрасневшей кожей, а Любава и трёх минут не выдержала.
— Вытащи меня, а то как рак сварюсь.
Каждый день, два раза на день Никита с Любавой, как на службу, ходили на источники. Утром в обязательную программу входил источник с сильно минерализованной водой, а после обеда опробовали другие.
Так пролетели четыре недели. За это время Любава даже внешне изменилась: кожа посветлела, очистилась, рубцы на теле стали тоньше и как-то незаметнее.
Но ранняя осень на севере уже вступала в свои права. Ещё стоял август, однако утром на траву уже ложился иней. И в лодке спать по ночам стало прохладно. Судовая рать стоически терпела эти неудобства и грелась у костра. Ульян же и сам ходил купаться в источниках, когда Никита с Любавой возвращались.