Последние слова потрясли меня. Ошалело уставившись на миссис Сентас, я пробормотал:
— Не понимаю.
— Она оставила нам записку, — объяснила миссис Сентас.
— Понятно. — Я вздохнул, попытался унять отчаянно колотившееся сердце и указал на стол со стульями. — Ну что же, попробуем?
— Милдред, пошли отсюда, — снова загрохотал Сентас.
Она молча отмахнулась, пристально глядя на меня.
— Что вы собираетесь делать, мистер Уоллис? — спросила она. — Должна предупредить, я не верю в то, что вы говорите. Но я очень беспокоюсь о сестре.
— Очень просто, — сообщил я, — мы все сядем вокруг стола, и я попытаюсь связаться с вашей сестрой.
— Милдред, если ты совсем спятила, можешь оставаться, — прорычал Сентас, — а я пошел.
— Мы останемся.
Она произнесла всего два слова, но их оказалось вполне достаточно, чтобы привести к повиновению взбесившегося орангутанга. А я понял, что именно связывает ее с Сентасом. Некрасивая, но образованная и обеспеченная женщина вышла замуж за невоспитанного, невежественного и горластого мужика. Она предпочла этот союз невеселой участи старой девы.
— Давайте сядем, — предложил я.
Энн и миссис Сентас заняли места за столом. Миссис Сентас сидела очень прямо, лицо ее напоминало неподвижную маску. Тихо выругавшись, Сентас с размаху плюхнулся на стул напротив меня. Несчастный стул издал жалобный скрип, но устоял. Я чувствовал исходящие от Сентаса волны холодной враждебности.
— Так, — сказал я, стараясь не обращать внимания на Сентаса, — пожалуйста, сидите тихо.
Миссис Сентас не шевелилась. Энн тоже, только с беспокойством поглядывала на меня. Сентас немного поскрипел стулом и тоже затих.
Дождавшись тишины, я закрыл глаза. До меня доносилось только хриплое дыхание Сентаса. А я старался расслабиться, очистить мозг от посторонних мыслей. И еще во мне росла уверенность: что-то произойдет.
Через некоторое время меня вдруг заинтересовало, почему Сентас так тяжело дышит. И вдруг я понял, что слышу свое собственное дыхание. Моя грудь тяжело двигалась вверх и вниз, заставляя тело дышать, а мозг постепенно погружался в темноту. Я почувствовал, как холодеют руки и ноги. Дыхание становилось все быстрее и быстрее. Кульминацией послужил глубокий вдох, от которого по всему телу пробежала дрожь, за которым последовал медленный выдох. Я успел заметить потрясенные лица сидящей за столом троицы. Вслед за этим меня не стало.
Позже Энн рассказала мне, как все происходило.
Как только я закрыл глаза, дыхание участилось, голова склонилась на плечо и начала раскачиваться из стороны в сторону, руки безжизненно висели, как у тряпичной куклы, только периодически подергивались, рот раскрылся, черты лица потеряли определенность, как-то размазались. Лицо лишилось индивидуальности. Я перестал быть похожим на самого себя.
Так продолжалось несколько минут.
Вдруг учащенное дыхание прекратилось, наступила мертвая тишина.
Моя голова дернулась и приняла вертикальное положение, но глаза еще были закрыты. Потом из горла вырвалось странное щелканье, непонятный сдавленный скрежет, похожий на звук, издаваемый дебилом, когда он пытается заговорить.
И я заговорил.
— Милдред, — сказал я тихо, без всякого выражения.
Миссис Сентас вздрогнула и замерла на своем стуле, не сводя с меня внимательных глаз.
— Милдред, — повторил я, — Милдред.
Она глубоко вздохнула, но не проронила ни слова. Энн легонько дотронулась до ее руки и прошептала:
— Вам лучше ответить.
— Милдред! — упорно звал я.
— Что? — наконец сумела выдавить миссис Сентас.
На моем лице появилось выражение крайнего отчаяния.
— Милдред, — произнес я срывающимся шепотом, — боже мой, Милдред, где же ты?
— Ох! — Миссис Сентас смотрела на меня с немым ужасом и дрожала так сильно, что стул под ней ходил ходуном.
— Милдред. — Я с мольбой протянул к ней руку.
— Нет! — всхлипнула она и отпрянула назад.
— Милдред! — Я продолжал тянуться к ней.
— Прекратите это! — пробормотал Сентас.
Я дотянулся до дрожащей и холодной как лед руки миссис Сентас и взял ее. Миссис Сентас тихо застонала и попробовала высвободить свою руку. Но не тут-то было. Я держал ее достаточно крепко.
— Прости меня, Милдред, — сказал я жалобным, плачущим голосом, — видит бог, я виновата, прости меня, дорогая.
Сентас вытаращил глаза и попытался встать. Но Энн была начеку и не допустила бегства муженька.
— Милдред, — сказал я, — ты что, не узнала меня? Это же я, Элен.
— Прекратите это дурацкое представление! — прошипел Сентас.
Я опустил руку его дражайшей половины, сел очень прямо и внезапно открыл глаза. И посмотрел на него.
— Пошли отсюда, — сказал Сентас жене, считая, что я уже проснулся и представление окончено.
— Гарри, — позвал я неприятным, скрипучим голосом.
— Слушай, парень, — начал он, но тут же замолчал, осознав, что я все еще в трансе.
— Гарри, — сказал я, — Гарри Сентас. — Мои зубы сами собой сжались, воздух прорывался сквозь них со свистом. — Черт бы тебя побрал, Гарри Сентас, ты проклятый ублюдок, сукин сын! — Я закрыл глаза и вытер их рукой. — Бог мой, что я тебе сделала? — разрыдался я. Потом я поднял голову и протянул дрожащие руки к Гарри Сентасу, по моим щекам текли ручейки слез. — Гарри, за что? Почему ты это сделал, Гарри?
С хриплым воплем Сентас опрокинул на меня стол. Я вместе со своим стулом свалился на пол.
Я снова стал самим собой. Только слух и зрение вернулись не сразу. Перед глазами вспыхивала картинка, потом она гасла и появлялась следующая. Вот Сентас с перекошенным от лютой ненависти лицом рвется ко мне, его жена изо всех сил удерживает его, затем темнота, потом я увидел Энн, тяжело поднимающуюся со стула и направляющуюся ко мне. Комната плыла и кружилась. Горло пересохло, мне страшно хотелось пить. Голова раскалывалась от пульсирующей боли.
— Дорогая, — с трудом выговорил я, всматриваясь в испуганное лицо Энн, стоявшей рядом со мной на коленях.
— Черт бы вас всех побрал! — вопил разъяренный Сентас. — Я не намерен больше терпеть трюки этого ублюдка! Отпусти же меня, я его по полу размажу! — Последнее относилось уже к жене, которая мертвой хваткой вцепилась в его руку и не давала подойти ко мне.
— Прекрати, — всхлипывая, молила она, — перестань!
Я не могу восстановить в памяти последовательность событий между моим падением на пол и их уходом из нашего дома. Время бежало, мягко говоря, не вполне обычно, оно двигалось какими-то странными скачками. Все еще лежа на полу, я посмотрел на бушующего Сентаса и его истерически рыдающую жену и удивился, как ей удается удерживать этого буйвола на месте. А в следующий момент их уже не было в доме. И лежал я не на полу, а на диване, и Энн осторожно обтирала влажным и очень холодным полотенцем мое разгоряченное лицо.