Однако я обхватил принцессу, пробежав пальцами по ее крепким гладким ягодицам. И когда коснулся рубцов на ее коже — впрочем, едва заметных на ощупь, — она издала мелодичный призывный стон и, что есть силы толкнувшись вперед, выгнулась дугой, натянув держащую ее руки веревку и явив моему взору свое разгоряченное, пунцовое, страждущее лоно.
Как же я возжелал ее теперь! Мне хотелось воздеть ее вагину, проникнув до конца. И когда я скользнул в нее, маленькое тугое лоно девушки показалось мне чересчур тесным — однако я упорно пробивался в ее жаркое влажное нутро, заставляя принцессу исторгать громкие судорожные вздохи.
Потом в ее возгласах появился оттенок отчаяния. Девушка оказалась достаточно искушенной, а мой приятель, проникая в нее, как я понял, никак не касался ее крохотного возбужденного клитора. Мне же вовсе не хотелось разочаровывать красотку. А потому я пробрался пальцами к ее вульве, нащупав под укрытием влажной кожи плотную жаркую сердцевинку. И когда я властно, даже с небрежностью раздвинул припухшие губы и надавил пальцем на клитор, принцесса отозвалась благодарным резким вскриком, взметнувшись бедрами ко мне.
Госпожа между тем придвинулась ко мне совсем близко, ее пышная длинная юбка мягко касалась моей ноги. Потом я ощутил, как ее рука подхватила меня под подбородок. Какая это была мука — осознавать, что она смотрит на меня и в самый пик оргазма увидит мою раскрасневшуюся физиономию!
Но, видно, такова была моя судьба. В самый разгар наслаждения меня подхватила новая волна восторга: я почувствовал на ягодице руку госпожи. Под взглядом женщины я задвигался что есть силы, мощно вбиваясь в лоно юной принцессы и не забывая ласкать ее влажный клитор резкими ритмичными нажатиями.
Наконец моя плоть взорвалась сладостным взрывом. Я крепко стиснул зубы, лицо кинуло в жар, тело бессильно обмякло. Из груди исторгнулся низкий протяжный стон. Госпожа крепко взяла мое лицо в ладони, и я громко, тяжело задышал. Принцесса тоже утробно закричала в самозабвении оргазма.
Я склонился вперед, обняв ее теплое нежное тело, приникнув головой к ее щеке, лицом же обратившись к госпоже. Ее пальцы успокаивающе перебирали мне волосы, а глаза… Глаза ее изучающе глядели на меня в упор. Удивительное было в них выражение: задумчивое, проницательное. Женщина чуть склонила голову набок, словно взвешивая некий вывод. Она положила руку мне на плечо, давая понять, что я могу пока отдохнуть, заключив в объятия принцессу. Когда же я взглянул госпоже в глаза, она хлестнула меня ремнем, и я тут же сомкнул веки.
От нового жгучего удара я вновь открыл глаза — и между нами словно пробежала странная искра понимания. Как будто я говорил ей мысленно: «Да, ты моя госпожа, и ты всецело мною владеешь. И я не отвернусь, пока ты мне этого не прикажешь. Я буду разглядывать тебя и следить за твоими движениями». И она, казалось, уловила эту мысль и даже пленилась ею.
Отступив назад, госпожа дала мне время восстановить силы. Наконец, чмокнув напоследок принцессу в шейку, я неуверенно опустился на колени и припал губами к туфлям хозяйки, потом поцеловал кончик свисающего из ее руки ремня.
Я чувствовал, что одной этой девушкой насытиться не смог, и мой приятель уже поднимался на новое свершение. Казалось, я готов был отыметь каждого раба во всех до единой палатках! В какой-то момент отчаяния я поддался искушению вновь поцеловать туфлю госпожи и дернулся бедрами, будто давая ей это понять, совершенно далекий от всей вульгарности этого жеста, — хотя она, конечно, могла высмеять меня или посечь ремнем. Между тем госпожа выдержала паузу, заставив меня ожидать ее волеизъявления. Мне показалось, что за эти два дня я ни разу по-настоящему не сплоховал и уж теперь-то наверняка не оплошаю.
Наконец госпожа велела мне выйти из палатки на площадь, как обычно, «приласкав» меня ремешком, и уже снаружи указала своей прелестной ручкой на омывальные лавки.
Мимоходом я опасливо глянул на платформу с поворотным диском, не в силах обойти ее взглядом и в то же время испугавшись, что тем самым подкину хозяйке мысль отправить меня туда. На сей раз там жертвой заплечного мастера была совершенно незнакомая мне принцесса с оливковой кожей и копной черных волос на голове. Ее рослое, соблазнительно пышное тело, никак не привязанное к диску, резко прогибалось и вздрагивало под поскрипывающими ударами огромной лопатки. Выглядела она потрясающе: черные глаза сузились, влажно поблескивая, рот открылся в безудержных криках. Казалось, она уже полностью покорилась своей участи. С азартом подзадоривая ее, толпа вокруг приплясывала и улюлюкала. И еще на подходе к моечной лавке я увидел, как принцессу, в точности как и меня вчера, щедро осыпают монетами.
Пока меня омывали, ее место на «вертушке» занял высланный из замка юноша, красивее которого я нигде ни разу не встречал — принц Дмитрий. Увидев, как его, принудив опуститься на колени, привязывают за шею и руки к опоре под оскорбительные выкрики зевак, мои щеки обожгло стыдом за него. Юноша тяжело дышал через торчащую во рту кожаную распорку и как мог выражал свое возмущение.
Но тут моя хозяйка явно заметила, что я с интересом поглядываю на платформу с диском, и, почувствовав холодный укол страха, я поспешил опустить глаза и не поднимал их всю дорогу, пока шагал ночными улицами к дому летописца.
«Теперь-то, — думалось мне, — я прикорну где-нибудь в темном уголке, связанный и, возможно, даже с затычкой во рту. Уже поздно, господин, скорее всего, спит… Только вот приятель крепким стержнем торчит между ног».
Однако меня пригласили пройти по коридору — из-под двери Николаса пробивался свет. Постучав в его спальню, госпожа улыбнулась.
— До свиданья, Тристан, — тихо молвила она, на прощание крутанув пальцем прядь моих волос.
Когда Красавица проснулась, уже потихоньку смеркалось. Небо еще оставалось светлым, но в вечерней его синеве успели проглянуть первые крохотные звезды. Госпожа Локли, явно по-вечернему одетая в багряное платье с расшитыми пышными рукавами, сидела на траве, подобрав юбки в аккуратный пухлый кружок. С кушака ее фартука свисала деревянная лопатка, наполовину потонувшая в белоснежных складках ткани. Щелкая пальцами, трактирщица подзывала к себе пробудившихся невольников, и они послушно подползали к хозяйке на коленях и усаживались вокруг нее полукругом, уткнув в пятки излупленные ягодицы. Тогда госпожа, не торопясь, кормила их с рук кусочками свежих персиков и яблок.
— Славная девочка, — погладила она подбородок принцессе с каштановыми волосами, положив той в открытый с готовностью рот ломтик очищенного яблока, и легонько щипнула девушку за сосок.
Красавица вспыхнула. Однако остальных невольников, казалось, ничуть не тронуло это внезапное проявление чувств. И когда госпожа Локли посмотрела прямо ей в глаза, принцесса наклонила голову, осторожно потянувшись за полагающимся ей влажным от сока кусочком, и невольно вздрогнула, когда пальцы хозяйки пробежались по ее измученным соскам. Смешавшись от нахлынувшего на нее чувства, Красавица в деталях припомнила утреннее испытание в кухне и вновь смущенно покраснела, искоса глянув на принца Ричарда, нетерпеливо ожидавшего, когда хозяйка угостит и его.