— Бабушка говорила, что мы хотели пирамиды строить, мля, — сообщил разошедшийся Маркер. — Только нам запретили…
Робость, сковывавшая бойца в начале передачи, окончательно испарилась. Маркер привык к камерам, софитам, к шипящим позади редакторам, и в его голове рождались все новые и новые подробности былого величия семьи. Единственное, что боец знал точно: надо все валить на бабушку. Она, мол, рассказывала. Тогда и взятки гладки — бабушка, она ведь не соврет.
— А еще мы эти… висячие сады хотели сделать, которые…
— А зачем нам висячие? — не понял Кувалда. — У нас все в поряфке.
— Чтобы красиво.
— Висячие никогфа не красиво. Кому нужно?
— Они не просто так висячие…
На этот раз стойкой досталось и тому и другому. Редакторы поняли, как следует воздействовать на приглашенных, и перестали стесняться.
— Высочайший уровень строительных способностей Красных Шапок доказан тем, что именно этой семье королева Зеленого Дома повелела следить за состоянием знаменитой Брек-Аустрайской Магистрали. И, как рассказывают хроники, проходящий через Западные леса участок БАМ поражал современников…
— Мы трактиров много построили, — не стал скрывать Маркер. — Чтобы, значит, можно было отдохнуть…
— А то, что про нас говорят, буфто мы грабили, так это неправфа все, — почти скороговоркой добавил Кувалда. И умильно поглядел в камеру единственным глазом. — Клевета все это, мля. Мы канавы копали и постоялые фворы фелали. И вообще слефили.
— А теперь мы переходим к самой кошмарной странице в истории этой несчастной семьи.
Запах, издаваемый дикарями, заставил Задира отодвинуть кресло еще дальше от дивана, на котором разместились Кувалда и Маркер. Теперь даже самая широкоугольная камера не могла захватить сразу всех собеседников, и операторам приходилось работать исключительно на крупных планах.
— Ужасная война разрушила пасторальный уклад жизни миролюбивой семьи. Закованные в сталь завоеватели…
— Они еще зверей на нас пускали, — припомнил великий фюрер. — Горофа фраконами жгли! Вифано ли фело? Чисто геноциф!
— Занятые Красными Шапками волости Великого Дома Людь подверглись жестокому опустошению и были разграблены. Зарождавшаяся цивилизация рухнула…
— А челы потом все деревья посрубали!
— И Говорильный Пень посрубали! На котором фюреры кланов промеж себя говорили за буфушее семьи!
— Были уничтожены города, школы, библиотеки…
— У нас целых три горофа тогфа было, — уточнил Кувалда и принялся загибать пальцы: — Шыга была? Была! Столица Шибзичевской волости, мля! Это вефь Рофина моя! Если бы не война проклятая, я бы сейчас в Шыге правил!
— Большой город?
— Очень! Восемнафцать кабаков стояло, как офин!
На этот раз Задир не сдержал ругательства, но опытный режиссер вовремя отключил его микрофон, а картинку переключил на продолжающего перечисление Кувалду:
— Млялин был? Был! Там Фуричи жили. И Всульнус был, в который Гниличей селили. Он пофальше стоял, почти у Тухлых топей, потому что от Гниличей пахнет сильно, а на болоте это все равно, там и так воняет…
— От гоблинов, — добавил Маркер.
— Гниличи все наполовину гоблины!
— Процветающий край превратился в руины! — рявкнул Задир.
— А сколько хуторов разграбили? Моей бабушке ее бабушка рассказывала, что у нас хуторов было много очень. И все разграбили! Одних овец забрали много!
— Очень много, — авторитетно подтвердил Кувалда. — Отарами воровали.
— Удар был очень силен.
— Геноциф, мля!
— Конечно, чуды могут заявить, что шла война между Великими Домами. Согласимся — шла. Кровопролитные войны являются непременным атрибутом истории. Но я хочу спросить: при чем здесь мирные земледельцы? Все войны за мировое господство проходили корректно: кто хотел — воевал, кто не хотел воевать, того не трогали. Нормальное население с уважением относилось к желаниям некоторых рас стать главными, но терпеть бессмысленную жестокость? А ведь иначе чем военными преступлениями эту ситуацию не назовешь.
— Пусть извиняются, мля!
Но остановить поймавшего кураж Задира было невозможно. И очередной удар в спину, который редакторы отвесили великому фюреру, оказался лишним.
— Вполне возможно, что если бы не агрессивные действия чудов, мы насладились бы расцветом Красных Шапок. Их культурой, их наукой. Они бы строили дороги и мосты по всему миру! Они бы создали письменность и научили бы ей остальные народы. Нас потрясли бы Красные Шапки художники и Красные Шапки поэты, скульпторы и литераторы, рождающие многослойные и концептуальные тексты. Но нет! Не случилось. Беспощадным катком прошлись закованные в сталь рыцари по молодым побегам подающей надежды культуры. Раздавили. Отняли будущее.
Кумар вздохнул. Кувалда почесал затылок. Маркер вытер кулаком глаза.
— Трагическая судьба этого народа заставляет нас задуматься над тем, насколько хрупка цивилизация, — тихо закончил Задир.
— Если чуфов не остановить, они и вам такое же сфелают! — пообещал Кувалда. — Все буфете страфать.
— Как мы, — пискнул Маркер. — Как мы!
И разрыдался.
Вождь дикарей недоуменно покосился на чувствительного подчиненного, но решил не тратить дорогое эфирное время на плаксу: потом разберемся.
— Нам историческая справефливость нужна только. Ну и контрибуция, конечно.
— Компенсация, — машинально поправил бравого дикаря Кумар.
— Но сначала — историческая справефливость. Я так на петиции и написал: «Пусть извиняются! Великий фюрер Кувалфа». Резолюция, мля. А то что получается? Нас прогнали, и мы стали вот такими, какими мы стали. И потеряли много всего. Я вот тута перечислил урон, который мы потеряли: хутора, живность…
* * *
Муниципальный жилой дом
США, Нью-Йорк
15 декабря, среда, 10.06 (время местное)
— Я поняла, почему женщины в нашей семье предпочитают сражаться рядом с мужчинами. — Клаудия помолчала. — Ожидание невыносимо.
— Я справлюсь, — тихо ответил Захар.
— Я знаю…
Снова пауза. Он понял, что девушка улыбается. Грустно улыбается.
— Никогда не думала, что произнесу… Захар, пожалуйста, будь осторожен. Я волнуюсь. Я… я очень тебя жду.
У Треми перехватило дыхание. Епископ знал, что Клаудия только учится любить по-настоящему. Ее чувства были мертвы не одну сотню лет, и теперь она с трудом подбирала нужные слова, чтобы выразить творящееся в душе. Клаудия ни разу не произнесла «Я люблю», но ее тихое «Я очень тебя жду» говорило о многом. Хитроумная и распутная интриганка. Ранимая девочка, боящаяся потерять согревшего ее мужчину.