— Не буду спорить, великий магистр. Не буду спорить…
Насмешливый тон не ускользнул от внимания де Гира. Франц нахмурился.
— Густав, давай говорить серьезно. Я не собираюсь сидеть в этой норе больше чем необходимо.
— И тебе неприятно разговаривать с вампиром…
— Я этого не говорил.
— Ты тоже считаешь себя пищей!
— Как кто?
— Как все остальные.
На мгновение, всего на одно маленькое мгновение перед кардиналом оказался разъяренный воин. Этого мига оказалось достаточно, чтобы по спине масана побежали мурашки. Мелькнула предательская мысль: «Не перегнул ли я палку?»
Но меньше чем через секунду великий магистр победил бывшего мастера войны. Справившийся с гневом де Гир сделал большой глоток вина и холодно произнес:
— Не зарывайся.
— Я всего лишь спросил, — развел руками Луминар. — Пытаюсь понять причину твоего высокомерия. Откуда оно? От силы или от слабости? Уверен ты в себе или скрываешь древний страх перед хищником?
— Мне не составит труда убить тебя.
— Нет, — качнул головой масан, — повозиться придется. Даже с одним кинжалом я могу дать бой великому магистру.
— Ищешь смерти?
— Ты дал слово, что не тронешь меня.
— Я его не нарушу. Но хочу понять, ради чего теряю время.
— А я хочу понять тебя. — Густав посмотрел чуду в глаза. — С навами все ясно: их кровь для нас яд. Они стоят выше. Они единственные, кто с полным правом не считает себя пищей. Со всеми остальными приходится разбираться, смотреть, на чем зиждется их презрение и ненависть, их высокомерие. И когда я вижу страх в глазах собеседника, неосознанный страх, генетическую дрожь, выдаваемую овцой при виде волка, я заканчиваю переговоры.
— Ты надеялся увидеть страх в глазах великого магистра?
— Я же сказал — неосознанный страх. И не в глазах великого магистра, а в глазах чуда, кровь которого…
— Еще одно слово, и я, пожалуй, нарушу обещание.
— А как же рыцарская честь?
— У меня тоже есть слабости, — пожал плечами Франц. — Внезапные вспышки ярости, например. Бывает ведь так: разозлишься неожиданно, да так сильно, что себя не помнишь. А когда успокоишься, глядь, а собеседник мертв.
— Весьма печальная ситуация.
— Мне самому бывает потом неловко.
Густав улыбнулся:
— Ты мне нравишься, чуд, тебя вырастили хорошим воином. В тебе нет страха. Совсем. Никакого.
— Тогда скорее говори о деле, масан, потому что ты мне начинаешь надоедать. — Великий магистр допил вино и поставил бокал на маленький столик. — Итак?
— Ты не веришь в Колоду Судьбы? Твое право. Но старый Бруджа предложил мне спланировать совместные действия, опираясь, в том числе, на использование этого артефакта. Старик, конечно, масан своеобразный, но врет он не всегда. Если сказал, что Колода у него, значит, так оно и есть.
— Будь это действительно так, Бруджа не стал бы звать тебя на встречу. Алое Безумие, Колода Судьбы… У тебя нет шансов.
— А я не обольщаюсь. Я прекрасно понимаю, что в живых после нашей встречи останется только один. Или он, или я. В первом случае я заберу Алое Безумие, во втором Александр станет обладателем одной из Драконьих Игл.
— И поэтому ты решил договориться со мной.
— Мне нужна помощь.
Де Гир свел перед глазами пальцы, некоторое время обдумывал слова вампира, после чего неспешно протянул:
— Но в чем мой интерес? Семья Масан не является вассалом Ордена, и хотя мы говорим о Саббат, я не вижу причин, по которым Чудь должна вмешиваться в ваши внутренние дела.
— Причина есть.
— Я слушаю.
— Старик хочет объединить семью.
— Замечательно. Объединенная Саббат станет лакомой добычей для гарок.
— Вот и я подумал, что старик окончательно спятил. А потом задумался: почему все решили, что гарки станут нападать? Ведь объединивший кланы вождь будет достаточно силен, чтобы заставить охотников выполнять законы. Пусть не такие жесткие, как Догмы Покорности, но достаточные для соблюдения элементарного режима секретности. А что еще нужно темным?
— Усмирить Саббат изнутри?
— Я не верю, что Александр раздобыл Колоду Судьбы сам. Я думаю, он получил ее от Сантьяги.
— Хочешь сказать, что старый барон договорился с навами?
— Это единственный вывод, который можно сделать.
— Классная интрига, — после длительной паузы произнес Франц. — Наверняка Сантьяга выжидал, вынюхивал настроения масанов, просчитывал варианты… Такие замыслы не появляются вдруг. Он долго готовился.
— Восхищен?
— Да, — не скрыл чуд. — Учиться не стыдно. Даже у врагов.
— Но ты смотришь на происходящее со стороны. А мне, знаешь ли, не очень приятно, что нав играет судьбами масанов.
— Не уверен, что понимаю твои чувства, но негодование готов разделить.
Луминар поморщился, потер подбородок, обдумывая следующую фразу:
— Мне нравится моя жизнь. Да, есть неудобства в виде «походов очищения», но они помогают держать подданных в узде. Лично мне неприятности не грозят. Я делаю что хочу и веду себя как хочу. Но если Сантьяга договорился с Бруджей, моя вольная жизнь закончится. Или меня убьют, или мне придется бежать, как Пабло Робене. Я реалист и понимаю, что стоит комиссару получить поддержку внутри Саббат, и через двадцать-тридцать лет инакомыслящих не останется — вырежут.
— Действия Сантьяги идут во благо Тайному Городу.
— Тогда вернемся к интересам Великого Дома Чудь, — предложил Густав. — Что лучше для Ордена? Чтобы Темный Двор прибрал к рукам контроль за всей семьей…
— Или продолжение анархии?
— Не слишком ли рано ты стал великим магистром? — И, не дожидаясь ответной реплики взбешенного чуда, продолжил: — В целом я согласен с предложенной Александром, точнее Сантьягой, стратегической линией. Саббат пора объединять. Но только как самостоятельную структуру, не подчиненную Темному Двору. Вы прекращаете боевые действия, мы поддерживаем порядок. Присягать на верность князю я не собираюсь.
— Ты? — уточнил Франц.
— Я, — твердо ответил Густав. — Все понимают, что во главе объединенной Саббат может встать только истинный кардинал, никто другой не станет для семьи знаменем. И тебе, великий магистр, пора принять решение: кого из нас ты хочешь видеть на вершине? Бруджу? Тогда отойди в сторону и не мешай Сантьяге меня убивать. Луминар? Тогда помоги справиться с Бруджей.