— Молли, малышка, вспомни, как это у нас было. Неужели кто-нибудь драл тебя лучше? — Здоровейный негр положил руку на талию сидящей за стойкой женщины. — Шестьдесят.
— С женщинами ты управляешься хорошо, Юл, — признала та. — И орудие у тебя о-го-го…
— Вот и я говорю! — приосанился негр.
Трое его приятелей, оккупировавших столик в углу, встретили заявление проститутки одобрительным гоготом.
— Только потом внутри все ноет, — закончила женщина. — Так что сто баксов, Юл. Сто баксов и ни центом меньше.
— Молли, а если я дам тебе в глаз, затащу в туалет и трахну бесплатно?
— Тогда я пожалуюсь Махмуду, и он отрежет тебе…
Приставала почесал в затылке. Такое развитие событий его явно не устраивало, но и униматься здоровяк не собирался.
— Неужели ты сдашь меня этому мерзавцу?
— Неужели ты меня изнасилуешь?
— Я дам тебе шестьдесят баксов. Смотри, вот, три бумажки по двадцать. Умеешь считать?
— Сто.
Ответ вызвал у приятелей негра очередной приступ веселья.
— Юл, пообещай на ней жениться!
— Сделай это на половину длины!
— Предложи расплатиться чеком!
А когда шум слегка поутих и негр открыл рот, чтобы достойно ответить приятелям, прокуренный бар неожиданно наполнился низким густым голосом.
— Печальная история приключилась однажды в Луизиане, в поместье полковника Иезекии Харриса.
Фразу произнес мужчина, сидящий через два табурета от Молли. Он появился в баре с полчаса назад и все это время угрюмо пил, опрокинув уже не меньше бутылки виски. Темная, наглухо застегнутая куртка, темные штаны, грубые ботинки и черная вязаная шапочка, низко надвинутая на лоб. Работяга или бродяга — какая разница? Неудачный день или просто устал? Подобные посетители не редкость в ночных заведениях. Не каждый день есть повод для веселья.
До сих пор мужчина не привлекал к себе внимания, но его голос заставил всех присутствующих обернуться. Хотя, как казалось, говорил он только для себя. Во всяком случае, мужчина так и не поднял взгляд от стойки, на которой его ожидала очередная порция виски.
— История эта неизвестна. Она не послужила основой для романа или рассказа, и Голливуд никогда не снимет по ней кино. Просто эпизод, о котором постарались забыть те, кто стал его свидетелем.
— Что за история?
Но вопрос Молли задала напрасно — мужчина не собирался умолкать.
— Уже случился Геттисберг, и Конфедерация Южных штатов гибла на глазах. Армия северян победным маршем шла по благословенным краям, и один из ее отрядов вышел к поместью полковника Харриса. К этому времени старый Иезекия остался один. Его старший сын погиб в самом начале войны, младший утонул, а дочь — вот ведь ирония судьбы! — дочь жила в Чикаго. Она вышла замуж за отличного янки и родила двух детей. Негры…
— Эй, парень, что за слово ты только что употребил? — громко осведомился Юл. — Не хочешь ответить за оскорбление?
— Пусть он закончит, — попросила Молли. — Потом поговорите.
И опять она напрасно подала голос: мужчина не обратил на выступление Юла никакого внимания.
— Принадлежавшие полковнику негры разделились. Одни предлагали разграбить и сжечь дом, другие же не хотели трогать хозяина. Харрис, чего скрывать, был изрядной скотиной, человеком жестким и властным. Но, даже учитывая эти обстоятельства, часть его рабов считала, что нельзя отвечать ему тем же. Они, знаете ли, верили в христианские ценности.
— Ты на что намекаешь?
— Когда подошли северяне, взвод кавалеристов, рабы еще не успели ничего предпринять. Поместье стояло нетронутым, и лейтенант решил расположиться в нем на ночлег. Ему сказали, что старый полковник заперся внутри, но северян это не остановило. Они приблизились к дому. Иезекия начал стрелять.
Мужчина выдержал паузу, но на этот раз его не перебили: посетители молча слушали рассказ.
— Ему было восемьдесят четыре года, и ни одного шанса на победу. Но Харрис решил умереть хозяином своей земли, он не мог даже представить, что будет жить как-то иначе. Он сам навязал врагу последний бой и погиб на пороге собственного дома.
Снова пауза, и снова тишина.
— Лейтенант — к слову, полковник ранил его в плечо — не позволил бывшим рабам и своим солдатам издеваться над телом Харриса. Старика честно похоронили. Без почестей, разумеется, но с уважением. Большая, знаете ли, редкость в те дни.
— Эй, белый, ты расист! — Юл оглядел собутыльников. — Он ведь расист! Поганый конфедерат.
— Оставь его в покое, — пробурчал бармен. — Он пьян.
— Трезв он или пьян, все равно! Я ненавижу расистов! — Юл сделал шаг к мужчине, но остановился. — Ты, подлая белая скотина, презираешь меня и моих братьев! Ты считаешь нас рабами! Ты, вонючий южанин!
— Зачем ты рассказал эту историю? — тихо спросила Молли.
— Я думал вслух, — ответил мужчина.
— О чем?
Незнакомец улыбнулся.
— Полковник Харрис был осколком старого мира, возможно, последним осколком. Плохой это был мир или хороший, меня не волнует. Другой. И со смертью старика этот мир исчез безвозвратно. Все когда-нибудь уходит, а мы не всегда замечаем, не всегда понимаем, что шагнули за порог, навсегда отказавшись от прошлого.
— Я с тобой разговариваю, подлец!
Но Юл пока не решился приблизиться к обидчику и оскорблял его с почтительного расстояния.
— Нам кажется, что прошлое невозможно потерять. Это заблуждение. Оно не менее эфемерно, чем будущее. — Мужчина посмотрел Молли в глаза. — Еще вчера ты сидела на коленях у бабушки, сегодня это лишь фотография в альбоме, который редко, очень редко раскрывают, завтра — лишь слова, послезавтра старушка исчезнет из памяти навсегда.
— Не говори так, — прошептала женщина. По ее щеке скатилась слеза.
— Можно считать себя потомком отчаянных людей, храбрых землепроходцев, пешком прошедших через весь континент, но если в твоих глазах похмельная муть, между зубов застрял непережеванный бургер, а все физические усилия ограничиваются нажатием кнопок на телевизионном пульте, то кому какое дело до твоих предков? И традиции превращаются в карнавальные забавы…
— Юл, он над тобой смеется!
— Он на тебя не смотрит!
— Дай ему!
— Дай как следует!!
Здоровяк наконец решился и вплотную подошел к мужчине в черной шапочке.
— Все, белый, ты доигрался!
И перелетел через столик, пропустив тяжелый удар в челюсть.