Я еще раз глотнул.
– Уиш, мать-перемать, мы пытаемся помочь тебе!
Опьянение не наступало, но затошнило так, что я лишь с трудом смог удержать свой желудок от выворачивания наизнанку. Табурет под ногами ходил ходуном, слезы текли из глаз, тут же смешиваясь с потом.
Я сглотнул и прошептал:
– Чоча, это ты?
– Конечно, это я!
Мне показалось, что я вижу в щелях между досками какое-то движение.
– Салоник, – прошептал снизу фенгол Смолкин. – Я успел схватить ваш план и нашел на нем лаз, ведущий в камеру, где сидел ваш товарищ. Вдвоем мы разыскали подземный ход, ведущий под этот помост. Он стационарный, стоит здесь давно и…
Увидев, что я перестал пить, Полпинты встрепенулся и шагнул в виселице. Я поспешно приложился к кувшину. Затошнило сильнее прежнего, и я понял, что сдерживать все более настойчивые позывы организма больше не смогу.
– Перед тем как из-под тебя выбьют табурет, крикни. Что-нибудь вроде «готов!» или «давай!». Чтоб неожиданно было. Ошарашишь палача, я попытаюсь проломить доски, а летяга перережет веревку. Понял?
– Я понял, но…
– Ладно, хватит, Рыжий, – сказал Полпинты, протягивая руку. – Печень кровью обливается, когда вижу, как ты выхлебываешь мой райский напиток. Пора кончать со всей этой комедией…
Кричать? Я решил, что есть метод более действенный, согнул руку так, чтобы горлышко прижалось к подбородку, а затем резко разогнул ее, разбив кувшин о голову Полпинты. Он отшатнулся, крякнул и упал на спину. Одновременно с этим ноющая боль пронзила мой живот, и в глазах потемнело.
Пойло, бурля, вскипело в желудке и подступило к горлу. Я попытался согнуться, чтобы уменьшить жгучую боль, и тогда петля впилась в шею, а табурет зашатался особенно сильно и накренился, встав на две ножки. Я балансировал на краю.
– Какого обаянья гибнет ум, – прозвучало в голове.
– Начнешь падать – кричи, – донеслось снизу.
– Падать?! – истошно взвизгнул я, и после этого табурет наконец вылетел из-под моих ног. – Да я уже лечу!!!
Боль в желудке оказалась ничем по сравнению с той болью, которая раскаленным железным обручем сжала шею, выдавливая язык изо рта, а глаза из глазниц. Шум толпы и дробь барабанов взметнулись волной и смолкли. Я услышал отчетливый хруст. Замковый двор и сам Зеленый замок ослепительно сверкнули, дрогнули, подернулись пеленой и начали сереть, уплывать куда-то. Мир Ссылки потускнел и растаял.
Потом в звенящую тишину умирающей реальности ворвался грохот. Из-под моих судорожно дергающихся ног во все стороны разлетелись доски, образовав темное отверстие. Оттуда выплыл фенгол Смолкин с ножом в руке, а следом появилась голова Чочи Пат-Рая. За ухом прошелестело, веревка дернулась, и сила, удерживающая меня в воздухе и уже превратившая шейные позвонки и гортань в кашу, исчезла.
Я рухнул вниз. Чоча подхватил меня и поставил на землю ниже висельного помоста. Я слабо отпихнул его плечом и упал на колени, судорожно сглатывая. Стало темнее – сверху опустился фенгол. Чоча выхватил у него нож и полоснул по веревкам, стягивающим мои руки. Я выпучил глаза, страстно мечтая вдохнуть.
Воздух прорвался в легкие, наполняя их великолепной жгучей болью. Я всхлипнул, уперся ладонями в землю, и тогда меня наконец стошнило.
– Уиш, надо идти, – донесся голос Чочи. – Сейчас они сообразят, что к чему, и прибегут сюда.
Я кивнул, отчего шею вновь пронзила молния боли, и не слишком успешно попытался встать. Чоча схватил меня под мышки, рывком поднял и потянул вперед.
– Не… а… до!.. – выдохнул я. – Са… ам!..
Он продолжал вести меня. Пока я, то и дело спотыкаясь, переставлял непослушные ноги, картина окружающего медленно доходила до моего сознания.
Мы находились в узком коридоре с земляными стенами. Он заканчивался под висельной платформой, а начинался, судя по всему, где-то под донжоном. Потолок низкий, приходилось нагибаться. Фенгол Смолкин летел впереди, то и дело оглядываясь.
– Сам, – повторил я уже внятнее. – Сам пойду.
Чоча глянул на меня и отступил. Пошатнувшись, я взмахнул руками, но все-таки устоял и побрел на полусогнутых ногах, качаясь из стороны в сторону.
– Как наемники… взяли тебя? – спросил я. Слова дались с трудом.
– Окружили Невод. Многим удалось уйти по воде, а я не смог из-за ноги. Рыбаки очень злы, большинство наверняка пришло сюда, чтобы отомстить. Да и горожане не любят Гленсуса. После того шума, что мы устроили в Леринзье, паучники тоже возмущены. А Свен приказал открыть ворота и напустить полный двор народа, чтобы устроить из твоей казни спектакль…
– И мои соплеменники уже здесь, – заявил Смолкин.
Пат-Рай проворчал:
– Главное, меня интересует – где сестра?
Я собрался ответить, но тут в коридоре стало темнее, сзади послышались возгласы. Фенгол оглянулся и охнул:
– Наемники!
Раздался топот ног.
– Быстрее! – Чоча подтолкнул меня, и я чуть не упал. – Мы спустились в этот коридор из вертикальной шахты. Она дальше, но по дороге была одна дверь… Где-то справа…
– Вот! – подал голос Смолкин, замедляя полет.
Чоча повернулся и ударил кулаком по засову на узкой двери. Засов рывком сдвинулся наполовину.
Привалившись к стене, я повернул голову. По коридору к нам трусили несколько наемников, пытаясь на ходу прицелиться из самострелов. Позади них в пролом спрыгивали другие. Чоча опять толкнул засов и со второго раза сдвинул его до конца. Распахнув дверь, Пат-Рай схватил меня за шиворот и выволок из коридора. Смолкин заплыл следом. В этот момент к нам из полутьмы прилетела первая стрела, но Чоча с треском сломал ее захлопнувшейся дверью и налег всем телом на внутренний засов.
Мы очутились в просторной ротонде, озаренной мягким голубым светом, проникающим откуда-то из-под высокого невидимого нам потолка. Здесь тянулись деревянные мостки и несколько узких винтовых лестниц.
– Это внутренняя шахта донжона, – сообщил сверху фенгол, разворачивая план. – Центр Зеленого замка. Сюда сходятся все потайные ходы. – Его голос сопровождало гулкое эхо.
– Чоча, я видел Лату, – произнес я. – Она стояла на балконе вместе с Гленсусом.
– Где?
– Балкон на первом этаже той пристройки с лабораторией.
В дверь с силой ударили, петли затрещали.
– Ищи, летяга! – приказал Чоча.
Смолкин с шелестом повернул план.
– Балкон на первом этаже… Э… северная пристройка, – пробормотал он. – Сейчас, сейчас…
Удар в дверь повторился.