Жирное тело затряслось, как студень. Когда хозяин говорил подобным голосом, это обычно заканчивалось мучительной смертью того, к кому он обращался. Стоящий у ног тюремщика Тасси рыкнул, словно выругался. Дрожащая рука толстяка опустилась, пальцы зашарили у пояса. Несколько долгих, мучительно страшных мгновений он не мог нащупать нужное кольцо, наконец, сдернул с ремешка и положил в подставленную ладонь требуемый ключ.
— Вон! — процедил Некрос, разворачиваясь. — Двоих с носилками в камеру. Если, когда я отомкну цепи, носилок не будет здесь — сожрешь свои яйца.
* * *
Она открыла глаза.
И спряталась под одеялом.
Сидящий на краю кровати человек неуверенно поднял руку и потянул одеяло, но она вцепилась и не отпускала. Тогда он выпрямился, растерянно хмурясь.
Девушка выглянула. В первое мгновение ей почудилось, что у человека черное лицо — это и испугало ее. Здесь горела лишь пара свечей, помещение наполнял полумрак. Теперь она разглядела, что лицо не черное, а просто смуглое. Она нырнула под одеяло с головой, попыталась разглядеть свое тело, провела ладонью по груди и животу, после чего вновь выглянула. В глазах появилось возмущение, смешанное с испугом. В то же время казалось, что она прислушивается к каким-то своим внутренним ощущениям.
— Ведь ты ничего не сделал мне, пока я была без сознания?
Некрос Чермор моргнул. Чар очень редко чувствовал неуверенность в себе, подобное противоречило его натуре. Но сейчас он ожидал другого вопроса — растерянно-молящего «Где я?» или «Кто ты?» — а не вот такого, прозвучавшего почти как обвинение.
— Нет, ничего.
— Но ты раздел меня. Или это не ты?
— Вообще-то я. Платье было в грязи. И порвано.
— Надо думать, ты не закрывал при этом глаза?
— С закрытыми глазами я бы не справился со всеми этими петельками и застежками...
Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Некросу казалось, что в спальне становится светлее.
— Итак... — она села, удерживая одеяло на груди. — Где я нахожусь?
Этого вопроса он ждал — и не очень хотел отвечать. Ответ таил в себе двусмысленность, хотя теперь, после того, что она спросила с самого начала...
— Моя спальня.
— Ага! — произнесла она, будто сейчас все встало на свои места. Многозначительная тишина тянулась долго, и, наконец, Некрос, в душе обозвав себя слизняком, произнес:
— Я велел принести несколько платьев. Вот... — он указал на стул у кровати. — Какое-нибудь подойдет тебе.
Девушка рассмотрела платья, перевела взгляд на странное существо, спавшее под стулом.
— Я ведь все еще в Остроге?
— Конечно.
— В таком случае, чьи это платья?
Когда Некрос отводил взгляд, свет мерк, в помещении становилось темнее, а когда смотрел на нее, сияние вновь медленно разгоралось, мягко высвечивая предметы. Хотя чар подозревал, что на самом деле никакого сияния нет.
— Неожиданный вопрос, — признал он. — Думаю, остались от кого-то из заключенных. Тех, кто... — Чермор замолчал, опасаясь, как бы она вновь не спряталась под одеяло. При всей женственности, с которой она это проделывала, в подобном поведении было что-то очень детское.
— От несчастных женщин, которых замучили до смерти в Остроге-На-Костях?
Некрос выпрямился, ощутив укол злости. Почему он смущается? Какая-то девка от силы семнадцати лет! Можно для начала слегка придушить ее, а потом... Но когда он в упор посмотрел на нее, опять стало светлее, и руки, уже поднявшиеся, чтобы сжать ее шею, сами собой опустились.
— Нет, преступниц, которых здесь казнили, — произнес аркмастер.
Опять молчание — она обдумывала ответ — и затем:
— Что ж, пусть будет так. В конце концов, какая разница, кто носил одежду раньше, если ее отстирали. Ведь они постираны?
Некрос неуверенно потрогал подол одного из платьев.
— Вроде бы да...
— Вроде бы?
Разговор шел совсем не так, как он предполагал. В конце концов, он — аркмастер цеха мертвой магии, совладелец огромной тюрьмы, один из десятка влиятельнейших людей Города-На-Горе. Надо напомнить ей, как на самом деле обстоят дела.
— Ты все еще в Остроге, — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал сухо и ровно. — И все еще преступница. Обычно к нам попадают те, кто уже прошел через суд. При суде есть своя тюрьма, там они сидят до вынесения приговора. Но иногда тюрьма переполнена, либо дело слишком важное, преступник слишком опасен, у него слишком могущественные друзья. Городская тюрьма охраняется не так хорошо, из Острога же сбежать невозможно. Теперь отвечай на мои вопросы. Твое имя?
— Ridji'Ana.
— Что?
Она опять заставила его растеряться. Слова были произнесены на незнакомом наречии, чар никогда не слышал ничего подобного.
— Ридшиана?
— Нет-нет! — впервые с начала разговора она чуть улыбнулась. В спальне — или, быть может, в глазах Некроса Чермора — стало светлее, и он отвел взгляд, потому что свет этот мешал мыслить связно.
— Два слова. Ridji...
— Риджи?
— Да, и еще Ana.
— Ана?
— Разве ты не слышишь, как я говорю?
В ее произношении между двумя «а» звучало не совсем «н», тут было что-то другое, более мягкое и протяжное. Некрос не смог бы повторить в точности.
— Хорошо, пусть будет Риджи. Откуда ты?
— Вообще-то из Форы.
— Никогда не слышал про такой род — Ана. Или вы бедняки?
— Нет, хотя не очень-то и богатые. В детстве меня отправили на юг, к тетке, там я воспитывалась. А неравно вернулась.
— И убила человека?
— Убила чара.
— Почему?
Она легла, укрывшись одеялом до подбородка.
— Ты хочешь, чтобы я все рассказала?
— Хочу? Я требую, чтобы ты рассказала все. Не расскажешь — тебя вернут в темницу и станут пытать. Наш кузнец, мастер Бонзо, — мастак создавать всякие пыточные инструменты. Ты удивишься, насколько сговорчивее делает человека медленное сгибание указательного пальца под противоестественным углом ли постепенное сжатие локтевого сустава при помощи соответствующих тисков. Я неоднократно наблюдал за этим. Крови обычно немного, но боль очень велика. Я видел ее в глазах преступников, в их разинутых ртах, слышал в их криках. Пока ни один — ни один! — человек не смог противостоять нашим пыткам. А потому, сдается мне, для тебя же будет лучше начать рассказывать прямо сейчас и не умолкать, пока я не прикажу тебе закрыть рот.
Риджи вопросительно смотрела на него.
Некрос так и не произнес ничего этого вслух, лишь мысленно.