— Спускайся, — приказал воин помощнику. — Прикажи бездельникам, что толпятся там, идти к колодцам. Пусть наполняют водой все, что попадется под руку. Бадьи, тазы, ведра, кувшины — все. Бадьи и ведра — поднять сюда и расставить на площадках, остальное — по всему холму. Сзади, где болото, меньше, здесь — больше.
Помощник заспешил вниз, но остановился на середине лестницы, когда мастер-воин вновь окликнул его:
— Ларон, и еще! Пусть со всех нор соберут шкуры и одеяла. И женские платки. Найди мастера-кожевника, скажи, я прошу отдать все кожи, неважно, готовые или нет. Все это намочить в колодцах и уложить на крышах. Ты понял?
Помощник кивнул и убежал. Вскоре гул голосов внизу стал громче, часть карл заторопилась обратно в норы.
— Разведчики, — произнес второй помощник, показывая на ворота слева от площадки, где они стояли. Стража приоткрыла дверь в одной створке, впуская внутрь нескольких гноморобов.
Колья палисада не были сбиты, лишь связаны веревками и переплетением веток, будто стенки корзины. А вот ворота состояли из бревен, сколоченных двумя слоями досок. Снаружи их покрывали железные пластины, изнутри запирали два металлических бруса-засова. Пластины отсутствовали лишь на узкой дверце, через которую сейчас внутрь один за другим, пригнувшись, входили разведчики. Мудрый мастер слышал, что на свете существует такая штука как подъемный мост — но в Норавейнике его не было. За воротами ров пересекал широкий настил, уложенный на короткие, погруженные в грязь столбы.
Старшина разведчиков взбежал по лестнице и тихо заговорил, когда Гунда склонился к нему. Выслушав, мастер-воин обратился к Драману:
— Конников у врагов немного. Но все же они есть.
Старик вновь кивнул, не понимая, что это означает.
— А пеших? — спросил он.
— Трудно сказать точно, — откликнулся разведчик. — Мы насчитали десять по десять десятков, и еще пять десятков. В стороне был другой отряд, поменьше. Они жгли нору Орибара. Сколько в этом отряде, мы не знаем.
Орибаром звали сурового старого карлу, живущего с тремя сыновьями в ските неподалеку от Норавейника.
— Но это... это очень много, — прошептал мудрый мастер.
— Не так уж и много, — возразил Большой Гунда. — Хотя порядочно.
Разведчик продолжал:
— Много диких людей в шкурах. И ополченцев из Коломмы тоже стало больше.
— Ворон уже должен был достичь Форы, — произнес старик. — Возможно, помощь успеет прийти.
— А возможно — нет, — сказал мастер-воин.
Они вновь посмотрели за палисад, на растянувшееся между холмами войско, на телеги. Как ни далек рыл Драман от ратных дел, он знал: самое страшное для Норавейника — то, что находится в этих телегах.
Большой Гунда приказал второму помощнику:
— Готовьте колья.
* * *
Фан Репков многое повидал и многих убил. Тело наемника хранило следы бесчисленных конных и пеших сражений, драк и трактирной поножовщины. Но он ни разу не лишил жизни человека, который не стоял у него на пути.
Войдя в шатер Делано Клера, наемник схватил приоса за плечо и дернул так, что тот полетел на пол.
Когда Репков появился здесь, приос и два лесовика склонились над кучей кровавых лохмотьев, бывшей когда-то хозяином норы, на которую наткнулся посланный вперед отряд разведчиков. Двоих его сыновей лесовики порубили своими ржавыми клинками, один сгорел, а старика взяли живым — и Делано, прихватив пару варваров, утащил пленного в свой шатер, заявив Фану, что намеревается учинить карле допрос.
Лицо и грудь приоса были забрызганы чужой кровью. Упав, он что-то промычал, показал наемнику нож и скривил рожу.
Один из лесовиков, тоже весь покрытый кровью гномороба, с клинком в руках прыгнул на Репкова. Фан вытащил меч и убил варвара. Второй попятился. Приос сидел между ними, вращая глазами и тыча в воздух ножом.
Лесовик почесал впалую грудь в разводах грязи, что-то пробормотал и пошел к выходу из шатра.
— Ты думаешь, я сам буду вонючку отсюда выносить? — спросил у него наемник.
Лесовик остановился, поразмыслил и схватил мертвеца за ногу.
— И прикрой чем-нибудь это, — приказал Фан.
Варвар заворчал, но решил не связываться с наемником, слишком уж грозно поблескивали глаза, похожие на серебряные монеты. Под наклонным полотнищем шатра лежало несколько шкур — постель приоса. Лесовик вытащил ту, что побольше, накрыл останки гномороба. Покосился на Репкова, снова взял мертвого соплеменника за ногу и потащил к выходу.
Оставшись вдвоем с Клером, Фан ногой пнул приоса в плечо, и тот упал на бок.
— Опять налакался вина, — сказал Фан, убирая меч. — Ты грязный тупой пьяница. Я говорил тебе не прикасаться к пойлу перед наступлением?
Клер, выпустив нож, на четвереньках пополз через шатер. Неразборчиво бормоча, он добрался до накрытых шкурой останков.
Желание прикончить приоса, просто чтобы тот больше не выводил его из себя своими безумными выходками, одолевало Репкова уже несколько дней. Пока Делано оставался трезв — впрочем, эти периоды становились все короче, — он еще напоминал человека. Приос недолюбливал кровь, побаивался трупов, а во время нападений на норы старался не лезть в гущу сражения. В похмелье он становился плаксив и сентиментален, но, напившись, зверел — хотя это проявлялось не во вспышках буйной ярости, а в планомерном расчетливом насилии.
— Это называется допрос? — процедил Репков. — Разрезать карлу на куски — по-твоему, это допрос, урод?
Клер покачался и упал животом на шкуру.
— Гнорр... — рыкнул он, тяжело ворочаясь, — борбр...
Фан плюнул, когда приос повернулся, натягивая шкуру себе на голову.
— Гнобо... — донесся неразборчивый голос. — Гномо... бороб...
Устроившись поудобнее, он тут же захрапел. Вид человека, уснувшего среди расчлененных останков, был мерзок даже для бывалого наемника. Фан вытащил меч и занес над спящим. Постоял, снова плюнул и вышел из шатра.
Половина городского ополчения двигалась к Норавейнику пешим ходом, половина верхом; город не обеспечивал своих защитников лошадьми, позволить их себе могли только ополченцы из семей побогаче. Все лесовики тоже были пешими, кроме вождей, Шри Юшвара и еще двух, чьи племена присоединились к войску. Хотя Фан полагал, что слово «племена» тут не годится — скорее шайки лесных разбойников. После долгих споров скакунов для вождей пришлось купить Репкову.
Войско стало лагерем в полутора лигах от Норавейника, три десятка телег развернули широкой дугой. Позади них горели костры, на которых готовили пищу.
Происходящее не нравилось Фану настолько, что он был уже почти готов, дождавшись ночи, покинуть войско — и пусть Делано Клер с вождями сами занимаются Норавейником. Столичный чар больше не отзывался, сколько Фан ни пробовал поговорить с ним через висящее на шее круглое зеркало. Возникшее еще два дня назад подозрение, что о нем просто забыли, крепло. После того как ворон с посланием гноморобов улетел в Фору, у аркмастера отпала надобность в наемнике — и никакой дом в богатом квартале, обещанный Фану Репкову, на самом деле его не ждет. Больше всего злило даже не то, что он лишился заслуженного вознаграждения. Фан мучился пониманием, что отомстить не удастся: слишком уж крупная фигура Сол Атлеко, слишком хорошо он защищен.