Похороны завершились. Мы проводили Минуарцию с почестями. Линии Горечавки следовало жить дальше.
Тем же вечером, когда Портулак легла спать, я стоял на балконе, вспоминал, как на небе проигрывались картины жизни Минуарции, выстраивал их в логической последовательности и гадал, что сказала бы она сама, если бы увидела это зрелище. Потом во мраке я почувствовал присутствие кого-то тяжелого, неуклюжего и услышал шорох, словно ковер терся о камни. Я огляделся, держа в руке пустой винный бокал. Полупьяный, я затерялся у размытой границы между ностальгией и черной трясиной меланхолии.
Это был Угарит-Пант, слоноподобный сверхчеловек, с которым я разговаривал вскоре после прибытия на Невму.
— Добрый вечер, господин посол! — Я приветственно поднял бокал. — Как вам наша церемония?
Угарит-Пант был в паре метров от моего балкона, но хоботом мог запросто хлестнуть меня по лицу.
— Получилось очень трогательно, — ответил он; под длинным, сморщенным, мерзкого вида отростком шевелились вполне человеческие губы.
— Минуарция была одной из лучших Горечавок. Я буду очень по ней скучать.
— Так же, как скучали бы по своей цивилизации, если бы она исчезла?
У посла едва получалось смотреть прямо на меня: глаза у него не спереди, а по бокам. Чтобы равномерно нагрузить оба полушария, ему приходилось коситься, поворачиваться ко мне то одним глазом, то другим.
Я попытался стряхнуть алкогольный туман.
— Иные личности для меня важнее целой Линии Горечавки. Если я прежде этого не понимал, то сейчас понял.
— Как не понять, если твоя Линия на грани вымирания!
Тон посла сильно меня задел. Я отступил от края балкона, вспоминая долгое падение тела Минуарции. Посол по особым поручениям Содружества Тысячи Миров не из мелких, он весит раз в двадцать больше меня, даже без учета тяжелых на вид доспехов и металлических украшений. Я под мухой становлюсь неловким, а о том, что в подобном состоянии натворит посол, и думать не хотелось. Я стал гадать, рассчитаны ли балконы имирийцев на такие крупные особи.
— Вымирание — это всегда страшно, — проговорил я с приторно-сочувственной улыбкой.
— Вот именно. — Угарит-Пант приблизился на шаг, точнее, на четыре, по одному каждой ножищей толщиной с дерево. Его зловонное дыхание обожгло мне лицо, словно открыли заслонку печи, полной гнилых фруктов. — Шаттерлинг, ты чуть не прокололся. А сам небось решил, что обошлось.
— Когда это?
— При нашей первой встрече. Ты мне посочувствовал.
— Неужели?
— Ты пожалел мою цивилизацию, уничтоженную аварией на звездамбе.
— Я ошибся — думал о Пантропической Цепи, совершенно другой цивилизации. Я даже спиральные рукава спутал!
— Ну конечно! Твоя ошибка сильно меня удивила. Ты говорил так уверенно, соболезновал так искренне, что я потерял покой.
Я огляделся по сторонам, отчаянно надеясь, что меня спасут:
— Да я ошибся.
— Не усугубляй свою ошибку ложью. В тот вечер я обратился к космотекам Линии Горечавки. Почему-то гостевой доступ был временно заблокирован. Наутро мне все объяснили: мол, к системе подключают новую группу выживших, вот и возникли проблемы с настройками безопасности.
— Ну, тогда не о чем беспокоиться.
— Это по-твоему, а я при первой же возможности проверил снова. И разыскал статью о своей цивилизации, Содружестве Тысячи Миров. В ней впрямь упоминалась звездамба, о которой мне прекрасно известно. Ее построили Горечавки. К моему облегчению, об аварии на ней в космотеке не упоминалось.
— Вот и славно, — отозвался я, старательно показывая, что хочу сменить тему.
— Меня грызли сомнения. Не в силах успокоиться, я разыскал статью о Пантропической Цепи. В жизни не слышал о такой цивилизации, а тут нашел вместе с сообщением, что ее уничтожило крушение звездамбы Горечавок. — Посол сильно наморщил широкий серый лоб — бреши между бронепластинами позволяли это разглядеть.
— Это единственная наша неудача.
— Ты уверен?
— В этом вопросе Горечавки не допускают небрежности. Линия гордится своим мастерством, а звездамбы — его воплощение. Даже с поправкой на ту единственную аварию мы спасли миллионы жизней, только… Только от этого не легче. Ничуть не легче.
— Шаттерлинг, я рад, что ты так рассуждаешь. Но, видишь ли, мои тревоги не улеглись. В голове мелькнуло: вдруг звездамба Содружества таки рухнула? Линия Горечавки поторопилась бы мне об этом сообщить?
— Мы не стали бы лгать. Рухни та звездамба, мы взяли бы на себя ответственность.
— А как насчет лжи во спасение? Вдруг Линия Горечавки в первую очередь беспокоилась о моем душевном здравии? Вдруг вы посчитали, что я не вынесу правды? Ну, что я теперь один во Вселенной, что стал последним представителем Содружества? Вдруг вы решили, что правда меня убьет? Разве тогда вы не солгали бы?
— Но Пантропическая Цепь…
Посол презрительно махнул хоботом:
— Это ложь, экспромт, сочиненный, чтобы прикрыть досадную оплошность.
— А космотеки?
— Насколько мне известно, данные космотек отредактировали, чтобы скрыть от меня правду. Я ведь обращался только к местным источникам: космотеки у вас на кораблях могли бы сообщить мне совершенно иное. Только иное было не для моих глаз. Мне следовало поверить вашей информации — не бросать же тень на честность Горечавок!
— Тут, пожалуй, вы правы.
— Но при желании всегда найдешь лазейку. Снедаемый томлением, я кое-что вспомнил. Для вас, шаттерлингов, очень важен Всеобщий актуарий. Вы и циклы свои планируете, и маршруты составляете с учетом информации порой тысячелетней давности.
— Либо так, либо монетки подкидывать.
— По мне, монетки перспективнее. Видишь ли, я уговорил одного из ваших открыть мне доступ к Всеобщему актуарию.
Кровь у меня в жилах похолодела до температуры сверхтекучего гелия.
— Кто же это был?!
— Ну, не ругай его! Калган понятия не имел, чего я добиваюсь. Я беседовал с ним, как и с другими шаттерлингами, незаметно свел разговор к Всеобщему актуарию и изобразил интерес. Другие мое любопытство не поощряли, а вот Калган оказался на диво отзывчив. Думаю, ему польстило внимание.
— Идиот! — в сердцах пробормотал я.
— Вообще-то, вины Калгана тут нет. Убеждать я умею, а откуда ему знать про мои скрытые мотивы? Я заявил, что интересуюсь самим Актуарием, не уточнив, что ищу информацию о Содружестве. А ты догадался бы? Данные Актуария под космотеки не подогнали. Ни один из вас не подумал, что я так основательно разворошу ваши секреты.
Я тяжело вздохнул, хотя, если честно, на душе полегчало.
— Как по-вашему, господин посол, стоит дальше ломать комедию?