— Который уже год так, — вздохнула мама, — и обираю их, проклятущих, и табачной пылью сыпала, а всё не в прок, только больше становится. Картошку хоть вовсе не сажай.
— А дустом не пробовала? — спросил Гриша.
— Где его взять, да потом сама же и нанюхаюсь, ещё раньше жука помру. Говорили, надо жуков в литровую банку набрать, на водке настоять, разбавить в ведре воды и этой водой план опрыскать. Уйдут, мол, жуки. Как же, уйдут, вон их сколько набежало, видно, моя картошка для них самая вкусная.
— Так собирать — сила не возьмёт, — сказал Гриша, брезгливо разглядывая скопище насекомых. — Тут их Мамаево нашествие.
— Да уж… У нас даже байку рассказывают: Ползёт по дороге колорадский жук, а навстречу ему Бонапарт.
— Куда, жук, ползёшь?
— На войну. Решил Москву повоевать.
— Не ходи. Я ходил на Москву — так побили, что и опомниться не могу.
— Меня небось не побьют, я жук храбрый, броня на мне крепкая, пойду на Москву. Пополз дальше, а навстречу Гитлер.
— Куда, жук, ползёшь?
— Да вот, решил Москву повоевать.
— Не советую. Я ходил на Москву, так и костей не собрал, не то чтобы Москву взять.
— А я возьму. С тем и дальше пополз.
Лето прошло, вот Гитлер с Бонапартом сидят при дороге и видят, что жук обратно ползёт.
— Эй, жук, как дела? Москву взял?
— Не, не взял. Зато пол-России раком поставил.
Гриша вежливо посмеялся деревенскому анекдоту, Богородица, не жалея рук, уже перемазанных ядовито-оранжевой слизью, давил вредителей, а Юра мрачно сказал:
— Мы ещё поглядим, кто кого раком поставит. Манёк, не мучайся зря, я сейчас с этой американской помощью разберусь.
Отсутствовал Юра недолго и вернулся, как и следовало ожидать, на катке. Мощная машина, бронированная не хуже колорадского жука, раскатисто ревела и сотрясалась мелкой дрожью. Это, создавая волны вибрации, работал кулачковый механизм. Особый режим уплотнения, при котором валец то вовсе не касается поверхности, то наваливается на все шестнадцать тонн с притопом. Теперь оставалось проехать по огороду так, чтобы многотонная тяжесть досталась жуку и совершенно не затронула картошку.
Никакой другой моторист с подобной задачей не справился бы, лишь такой мастер, как Юрий Неумалихин, на своём катке, который и не каток даже, а Каток — машина одухотворённая и почти живая. И то не везде удаются подобные вещи, а только в родных местах, на маминой делянке.
Окурив собравшихся цветочным дымом, каток пополз вдоль борозды. Кулачковый механизм молотил жуков, не щадя ни старых, ни малых; картофельные кусты позади катка распрямлялись и расцветали на глазах. Среди жучиной популяции началась паника.
— Геноцид! Геноцид! — неслись возмущённые крики. — Сельхозорудие массового поражения! Это хуже ядрёной бомбы! Страшнее химической атаки!..
Несколько взрослых жуков успели развернуть крылья и унеслись куда-то, должно быть, жаловаться. По счастью, Гаагский трибунал иски от колорадских жуков покуда не принимает, а на мнение американских правозащитников, которые непременно вступятся за своих соотечественников, Юрию Неумалихину было традиционно наплевать. Желаете шуметь, господа американьеры, шумите на здоровье, а если хотите, чтобы вас услышали, извольте вместо маловразумительных терминов «политкорректность» и «толерантность» подобрать понятные русские слова.
В пять минут ближний и дальний планы были очищены от эмигрантов из штата Колорадо. Юра отогнал каток в сторонку, выключил мотор. Гриша разбирал упряжь, примеривая её на свою фигуру.
—Земля всё-таки чуток притрамбовалась, — сказал Юра, подходя. — Придётся тебе попотеть. Или давай каток запрягу.
— Сам управлюсь, — ответил брат.
Увидали бы иностранные болельщики, чем занимается недавний лидер знаменитой велогонки, умом бы тронулись от этакого зрелища. А в деревне и не такое видывали. За пару часов братья объехали не только ближний огород, но и на дальнем плану картошку окучили. Тренировочка вышла хоть куда, домой Гриша вернулся взмокший не хуже лошади.
Забор к тому времени был починен, мама на кухне скоблила картошку, молодую — подкопанную специально ради приезда сыновей, Богородица сидел напротив и на обломке оселка точил ножи. Судя по всему, согласие в доме царило самое полное.
— Каков хозяин, таков и нож, — говорил Богородица, пробуя лезвие пальцем. — Нож тупой, и хозяин такой. А у тебя ничего ножи, не запущенные. Это сразу видно, в каких руках нож побывал.
— А как же без острого ножа в хозяйстве? — в тон отвечала мать. — Вот слушай, я тебе сказку расскажу про острый нож, А называется она «Как чёрт бабе вредил».
Богородица кивнул, продолжая водить лезвием по бруску, и под этот тихий звук мама начала рассказ:
Увидал чёрт, как баба обед готовит, и спрашивает:
— Скажи, баба, в чём твой главный секрет ?
— А чтобы нож был острым. Тупым ножом и капусту в щи не покрошишь.
Обрадовался чёрт, схватил точило и уволок.
— Я тебе стряпать помешаю! Притупился у бабы нож, а точила нет. Взяла баба старый сапог: ширк-ширк по подмётке — нож острей острого.
Схватил чёрт сапоги, что в доме были, и тож уволок.
— Ходите, дед с бабой, в лаптях, а ножа точить не смейте!
А баба, как нож: притупился, взяла глиняную миску: ширк-ширк по донышку — нож острей острого.
Чёрт осерчал, похватал миски, крынки да горшки и все как есть уволок.
— Вари, баба, в чугуне, ешь с деревянной миски, а ножа не точи!
А баба к печке подошла: ширк-ширк по шестку — номе острей острого.
Подступился было чёрт к печке, да только пуп надорвал. С тем и прочь ушёл, понял, что не совладать ему с бабой.
Богородица молчал, осторожно ширкал разделочным ножом по камню. Потом сказал:
— А так оно и есть. Если дело знаешь хорошо, никакой чёрт тебе не навредит. Человек только сам себе навредить может, а чёрт даже в этом не помощник.
Мама кивнула, поставила картошку на плиту, залила горячей водой.
— Сейчас сварится, ужинать будем. Юра неприметно отозвал мать в сторонку, запоздало предупредил:
— Манёк, напарник мой, он малость головой повреждён, так ты не удивляйся. А так он хороший мужик, добрый.
— Ой, скажешь тоже! — мама замахала руками. Головой повреждён… Да если бы все люди, как твой напарник, были, то лучше и не нужно. Я с ним разговаривала, пока он забор чинил, — толковый дядька. Ты его слушай, он плохого не посоветует.
— И ещё… — упорно гнул своё Юрий, — этот, как его, Саня из Жиркова, он больше тут не появится. Я с ним поговорил, и он всё понял.
— Зачем ты?.. Он же убийца, он зарезать тебя мог!