Онеро стоял в дверях и ждал, подняв фонарь. Некоторое время ничего не происходило, потом из пустого места, где пропал волшебник, шагнула неясная фигура:
– Я доволен тобой, Онеро. Это действительно тот тип, что бродил в предгорьях Шигана. Если бы он сумел проползти мимо застав, то стал бы по-настоящему опасен.
– Но он испугался драконов и пришёл ко мне, угодив в мышеловку, – согласился драконоборец. – И, конечно, он, как и те, что были до него, никого не предупредил о своих планах.
– Именно так он и поступил. Что ты хочешь за службу?
– Я счастлив служить тебе, повелитель.
– И всё-таки что бы ты хотел для себя?
Мгновение Онеро колебался, потом произнёс:
– Все колдуны, явившиеся ко мне за помощью и угодившие в ловушку, говорили о коварных планах повелителя тьмы. Я хочу знать, правда ли, что у тьмы есть цель?
– Ты стал философом, Онеро. Я слышал твой разговор с магом. Для чего ты рассказывал ему правду?
– Потому что я сам хочу знать её.
– Правду нельзя узнать от другого, кем бы этот другой ни был. Ответа не будет. Оставь свои размышления и собирайся в Нестеле, иначе тамошний дракон околеет, прежде чем ты успеешь получить за него деньги.
– Добрый день, любезный! Где я могу найти почтеннейшего Вади?
Вади ещё раз подбросил на ладони камешек, затем поднял взгляд на говорившего.
Гость возвышался словно башня. На Закате вообще обитают крупноватые существа, но этот выделялся даже среди них. Его ноги не стояли на земле, а попирали её. Широкая грудь сверкала чеканкой доспехов, поверх которых кривилась уродливая ухмылка эгиды. Мускулистые руки были обнажены до локтя и безоружны – видимо, пришелец не считал Вади за угрозу – стальной шестопер остался висеть у пояса. Ничего удивительного: гость силён и велик – даже подпрыгнув, Вади не смог бы достать рубчатой рукоятки праздно висящей булавы.
Задрав голову, Вади взглянул в глаза великану. Нормальное лицо, человеческое. А шлем золотой, блестит, указуя зенит отточенной спицей.
«Через Ожогище, должно, на карачках полз, – прикинул про себя Вади, – а шапку догадался снять. А то бы нипочем не прошёл – молниям в такой шишак метить самое милое дело. Видать, хороший человек – не дурак и не спесивец. Жаль его…»
Вади подбросил камешек, поймал.
– И зачем тебе понадобился Вади?
– Это я скажу только ему.
– Говори. Вади это я.
Великан не удивился, верно, за долгое путешествие успел навидаться всякого и знал, что не рост определяет человека, не золото и не железо.
– Меня зовут Хаген. Я из Западных земель. Мне нужен светлый меч Шолпан.
Вади щелчком отбросил камешек, показал пустые ладони:
– У меня нет меча. Я не воин, не кузнец и даже сувенирами не торгую, хотя в округе валяется немало старого железа.
– Молва говорит, что у тебя есть талисман, с которым можно пройти мимо Пустых холмов.
Вади согласно кивнул.
– Верно, оберег у меня есть.
Великан быстро наклонился. Тяжёлая тень накрыла Вади.
– Дай мне его! Дай на один только день. Этого времени мне хватит, чтобы обшарить Пустые холмы вдоль и поперёк. Всем известно, что меч Шолпан там. Умирающий богатырь вонзил его в брюхо смоляного чудовища и уже не имел сил вырвать обратно. А потом на холмы пало безвременье, и меч остался, вплавленный в груду смолы. Клянусь светом и тьмой, я верну тебе твой талисман, едва найду меч.
– Зачем тебе именно этот меч? Неужели на свете мало других клинков?.. Я могу показать подходящий камень, из него торчит рукоять, так густо изрисованная рунами, что нельзя прочесть ни единого слова. Правда, это камень, а не смола, меч выдернуть будет непросто…
Хаген покачал головой.
– Мне нужен именно светлый меч. Если бы мне противостоял дракон или гидра, я бы нашёл способ управиться с ними, но сейчас на моём пути стоит нечто иное. Может быть, ты слышал, почтенный Вади, что на Закате, в моих краях, есть Тёмный дол. Это проклятое место! Днём оно ничуть не отличается от всякой иной долины, но не приведи судьба заночевать там. Твой костёр погаснет, и факел изойдёт чадом, а следом явится Страх темноты. Он выпьет твою душу и оставит бежать пустое тело. Никто из повстречавших Страх темноты не может рассказать, что было с ними, но из их боромотания родились злые легенды. Одни твердят о чёрном звере, невидимом во тьме, лишь два синих глаза мутят взор жертвы. Другие рассказывают о женщине в траурном платье и с бездонной дырой лица, где плавают те же синие огни. Мужики прозвали Страх тьмы Синевалкой и осмеливаются заходить в долину лишь по утрам. Я тоже не знаю, кто обитает там, но нечисть не должна мешать людям, поэтому мне нужен светлый меч, рассекающий духов ночи.
– Неужели Синевалка выползла из Тёмного дола? Или брюква, которую крестьяне сажают на ничьей земле, по ночам стала сходить с ума от ужаса?
Хаген усмехнулся понимающе, присел на корточки, чтобы тоже видеть лицо Вади.
– До этого пока не дошло. Львы не едят капусты, а Синевалка не трогает брюквы, либо же брюква не способна сойти с ума.
– Тогда в чём же дело?
Великан коротко хохотнул.
– Дело в том, что я не брюква и не турнепс. Я не могу спать спокойно, когда нечисть бродит рядом с моим домом. Я – человек.
Вади подобрал с земли пяток камешков, выбрал подходящий, примерился подкинуть его на ладони, но не стал – лицо собеседника было слишком близко.
– Ты не человек. Ты – герой. Человек не может уснуть, только когда рядом непонятное. Тогда он называет его Синевалкой и засыпает довольный тем, как замечательно всё объяснил. Но ты не таков. Тебе нужен противник. Думаю, что если бы Синевалка жила под семнадцатым морем, ты бы и туда нырнул, чтобы сразиться с нею.
Хаген выпрямился. Островерхий шлем пронзил небо.
– Да, ты прав. И именно поэтому я – человек.
Теперь Вади снова мог подкидывать и ловить камешек и глядеть ввысь, не боясь обидеть гостя.
– А вдруг там нет зверя? Что, если там женщина, синеокая ночная красавица, а твои путники сходили с ума от безнадёжной любви к ней?
– Женщину я бить не стану. Но и в этом случае я должен взглянуть в её глаза.
– Держа в руках меч?..
Хаген смолчал, лишь желваки на скулах разом вздулись, сдерживая резкое слово.
Камешек взлетел, упал, скрылся в сомкнувшейся ладони.
«Какая узкая ладонь стала у меня… и морщинистая. Любопытно было бы узнать, долго ли я ещё проживу…»
Камешек, презирая людской закон тяготения, взлетел к небу, потом вернулся, покорный этому закону.