— Не читал, — как на духу признался доблестный мелиоратор.
— И не надо, не наш это автор. Но пишет высокохудожественно, — генерал перевел проницательный взгляд на Казина и вопросил:
— О чем с Пресняком болтал?
— Да так, о разном… — уклончиво ответствовал Казин.
— А поконкретнее?
— Выспрашивал он, что я с собой везу. Покоя ему мои шмотки не давали.
— И что ты?
— Ничего я ему не сказал! — заторопился Казин, вновь чувствуя себя подследственным. — Я же понимаю, в армии как есть два года оттрубил, присягу давал, а теперь что, буржуям тайны выдавать стану? Ничего ему не сказал, ни единого сведения!
— Какие у тебя в мешке тайны, мне известно, — промолвил Иванов, заставив Олега облиться холодным потом. — Всех твоих тайн: хлеба черного — две буханки, булки — один батон, икры кабачковой — банка, «Завтрака туриста» рыбокрупяного — три банки, леща вяленого — два…
— Один, — поправил Казин.
— Теперь один, — согласился разведчик, бросив взгляд на стол, заваленный чешуей. Затем генеральский взор остановился на муровине, неловко расстеленной посреди комнаты. — А это что за брезент? — грянул начальственный вопрос.
— Товарищ генерал! — жарко зашептал Казин, становясь от усердия на цыпочки. — Разрешите доложить: под видом представителя монополистического капитала на вверенный вам корабль проник людоед! Семен Пресняк пытался споить меня и предлагал, когда кончатся продукты — фарш рыбокрупяной и все остальное, — поочередно лишить жизни членов международной делегации и употребить их в пищу!
Ах, почему тракторист Илюха не слышал этого монолога?! Косноязычному Илюхе такого под угрозой расстрела не выговорить. Он бы понял, что тракторист против крановщика, что утка перед лебедем, и вперед не стал бы спорить, что сильнее, трактор или кран! Даже на матерого контрразведчика генерала Иванова подобное сообщение подействовало.
— Это как это? — спросил генерал ошарашенно.
— Но вас, товарищ генерал, — в озарении несся Казин, — я из-под удара вывел. Первым решено сварить американца… Вообще-то итальянец помясистее будет, но вы понимаете, я действовал, исходя из политических соображений, гастрономические доводы отвергая напрочь!
Петр Иванович невольно втянул начинающее выпирать брюшко и в некотором смущении пробормотал:
— Если уж на то пошло, то самый упитанный среди нас — твой приятель, с которым ты тут пьянствовал.
— Вот и я о том! — подхватил Казин. — Мне с самого начала показалось подозрительным, что он такой… упитанный! Мальчишками мы таких дразнили:
«Жиромясокомбинат, маргариновый завод!» А он, оказывается, вот до чего докатился!
— Г-хм!.. — Петр Иванович с трудом продрался сквозь разливы болтовни к остаткам здравого Смысла. — Ты вот что, пошутил, и хватит. Я понимаю, коньячок, то-се… но чтобы больше бесед по Ночам не было. Тем более что продукты транжирить тоже не следует. Давай-ка, покуда суд да дело, инвентаризацию проведем, какие у нас продукты наличествуют. Кстати, вот еще вопрос: приборчики у тебя какие-то замечены были, пара штук. Прежде было решено тебя не тревожить по этому поводу, а сейчас, будь добр, объясни, что это за штуковины?
Мгновение Олег Казин судорожно пытался сообразить, как бортовой климатизатор, прозванный некогда штуковиной, мог попасть на глаза всезнающему генералу, и лишь потом до многострадальной головы дошло, что Иванов назвал универсальным словом малявину и фиговину, которые не были заранее упакованы.
Да что же это такое творится?! Ночью собирался, в родном гараже, свет притушив и окошко занавесив, а они все подсмотрели и теперь ответа требуют!
Болтают про демократию, брешут о свободе, врут насчет неприкосновенности личности! А сами так и зырят, как бы отнять честно заработанное!
— Нет у меня ничего! — огрызнулся Казин. — И никогда не было! Напутали твои соглядатаи. А и было бы, хрена я бы вам отдал! Хватит, отцаревали, кончилось ваше времечко! Теперь у нас частная собственность и конфинденциальность личного сосуществования! Ясно?
— Конфиденциальность, — машинально поправил высокообразованный генерал.
— Во-во! А вы тотальную слежку устраивать? Каждую сраную консервину сосчитали. Эх, начальнички!
— Ну ладно, — грубовато сказал Петр Иванович. — Будет тебе. Тоже пойми, инопланетяне привалили, дело о жизни и смерти идет, понимать надо.
— Я понимаю, — пел свое Казин, — я все насквозь вижу!
— А если видишь, так и еще кое-что увидь, — жестко сказал генерал Иванов.
— Сколько нам лететь — никто не знает, но когда-нибудь прилетим. В смысле — домой вернемся. Так что я бы на твоем месте крепко подумал, прежде чем резкие слова говорить.
Правильно было сказано в одной книжонке про сучец в чужом глазу! Подумал бы многотерпеливый Петр Иванович, прежде чем угрожать, глядишь, добился бы своего, ибо Олег готов был впасть в истерику и сдаться на милость победителя.
Однако контрразведчик нажал чуть сильнее, чем следовало. Недаром сплетничали старухи, будто казинская бабка согрешила некогда с проезжим цыганом, и оттого у Олежки не только кудри смоляные, но и нрав горячий.
— Ах ты, прыщ гнойный! — взревел Казин, вздев мозолистые рабоче-крестьянские кулаки. — Да я тебя!..
Петра Ивановича вынесло из комнатушки как ветром. И хорошо, что не замешкался, а то и в шею получить мог. Давненько не случалось такого с товарищем генерал-полковником.
Олег Казин, тяжело дыша, навалился на дверь, которая и без того захлопнулась на замок. Все, больше сюда ни одна сволочь на ступит. Мой чулан — моя крепость! А генерала — запереть и пусть под замком сидит… И вообще всех запереть, ничего с ними за сутки не сделается.
Сильный удар заставил Казина вздрогнуть. Кого там еще принесло?
Казин бросился к потайному пульту управления и облегченно вздохнул, поняв, что под дверями никого нет, а удар приключился оттого, что летящий астроплан столкнулся с шальным астероидом.
Лететь предстояло еще сутки, так что космических будней ожидалась одна штука. Такой срок можно и поголодать, тем паче, что вода в душевой кабинке лила без ограничений. Однако Олег, не любивший напряженки, решил дипломатов не нервировать, а дать каждому, о чем тот втайне мечтает.
Под покровом ночи, заблокировав предварительно двери комнат, чтобы никто не вылез в коридор, Казин переволок в зал и расконсервировал галактоптер.
Выволок наружу штуковину и сделал в астролете приятную прохладу с запахом свежескошенного сена. Добыл дуровину и смастерил с ее помощью пластмассовые миски, кружки и ложки. Кулинарную хреновину установил в рубке. Конечно, рубка — не камбуз, но показывать работу инопланетной техники Петру Ивановичу или финансисту Семе Казин не собирался. Лишь полевой синтезатор «Модус» вызывающе установил посреди стола в кают-компании. Самого себя Казин предусмотрительно уберег, настроив фигулину так, чтобы она действовала строго избирательно, то есть на всех, кроме хозяина.