— За такой прикуп в ладони бы наорать! — Кому? — спросил спруторукий, извиваючись всеми щупальцами.
— Не кому, а Камю. Писатель есть такой на Земле. Трансцендентально пишет, доложу вам, просто зашибись… очень мне его произведения нравятся.
— Простите, как его зовут? — переспросил спруторукий, вытаскивая из разных карманов штуки три блокнотов и не менее десятка авторучек.
— Альбер Камю, — повторил Казин имя, впервые услышанное от Петра Ивановича. Мысль, что он подменяет профессора Липтона, успешно занимаясь пропагандой земного искусства среди галактической элиты, в голову не пришла. В голову пришла другая мысль: сбросить карты и, пожертвовав системой Бетельгейзе, начать заново.
Гумм и Журбан долго торговались, набавляя по планетке, по звездочке, наконец мужига оси-лил спруторукого, и Казин вновь мог вступить в игру.
Блефовать, если на руках у Журбана было хоть что-то, он по-прежнему не решался, а вот если мужига с ходу бросал карты, то Гумма можно было и на понт взять. К полуночи Гумм был разорен, а казинское состояние возросло до головокружительных размеров. Теперь противостоять его ставкам мог только сиятельный Журбан.
Но и Журбан был уже не тот. В какой-то момент он дрогнул и бросил ненулевые карты, хотя прежде в таких случаях уравнивал без колебаний. Пришла пора великого блефа.
— Вы непредсказуемы! — негодовал сиятельный. — Прежде вы совсем не блефовали, а сейчас — раз за разом. Где логика? Как вообще вас обыгрывать при таком поведении?
— А зачем меня обыгрывать? — не соглашался Казин. — Я сюда не за этим пришел. И потом, какой же я непредсказуемый? Предсказываю со стопроцентной вероятностью. Вот сейчас я блефовать не буду! — в подтверждение своих слов Олег демонстративно сбросился, ничего не прикупив. — Ну что, прав я?
Журбан не отвечал. В его мощной голове прокручивались ряды закономерностей, блоки вероятностей и сложнейшие расчеты теории игр. Ставки все увеличивались, Гумм, давно выбывший из игры, с ужасом смотрел на происходящее, и лишь Казин, слабо отличавший сверхплотное звездное скопление от сателлита какой-нибудь жалкой планетки, был спокоен. Приходилось ему игрывать на вышедшие из обращения копеечки, приходилось на спички, теперь на звезды играет — тоже вещи в быту не слишком ценные. И это спокойствие помогло переломить могучий расчет и великое богатство гениального мужиги.
— Под игрока — с семака! Нет хода — не вистуй! — твердил Казин картежные присловья, относящиеся совсем к другим играм, но бытующие среди всех игроков, даже тех, что неделями режутся в «пьяницу», а иных игр не ведают по причине природного слабоумия. — Ходи конем, стрит и флешь с прибамбасом!
Наконец Журбан пришел к какому-то выводу, прекратил морщить лоб и двигать шишками уродливого лица. Очередную карту он брал осторожно, выдвигая одну из-за другой. Однако от казинского взора не укрылось, что, получив прикуп, гигант мысли чуть заметно поморщился, а это значит, что в прикупе обнаружился не такой приход, на который рассчитывал мужига. А у Казина после того, как к тузу пришла разведеночка, стало четырнадцать очков. Карта не для крупной торговли, но можно и блефануть.
— Валю кулем, — сказал Казин, выдвигая на кон стопу сертификатов.
Бурое лицо гигантского мужиги покоричневело. Целую минуту сиятельный Журбан молча смотрел в карты, затем, пересчитав все, что у него оставалось, уравнял ставки.
Казин выложил карты крапом вниз, то же самое сделал гигант мысли.
Наступило нехорошее молчание. У Журбана тоже был туз и разведенка. Теперь все должна решить следующая игра. — А у тебя денег-то на первую ставку хватит? — спросил Казин.
— Найду, — пророкотал мужига. — Вот! — Журбан предъявил матово-черный шарик, размером с конский каштан.
«Опять какое-нибудь удостоверение», — подумал Казин.
— Что это?
— Микроколлапсар, — пояснил мужига. — Единственный подобный объект во Вселенной. Чрезвычайно дорогая и опасная вещь. Если его активизировать — вы понимаете, что будет тогда…
— Бомба, что ли? Я этих бомб у нас на полях знаешь сколько выкопал? А за незаконное хранение оружия полагается до пяти лет. Безответственный вы народ, галактяне. Ладно, ставь бомбу, а то в твоих руках ее оставлять негоже. Еще прикуп не забудь и подтверждение ставки.
— Прикуп и подтверждение ставки одновременно, — голос мужиги сорвался, — Эпсилен Геркулеса!
— Погодь, — сказал Казин. — Это же никак твоя родная система. Обитаемый мир. Я еще понимаю, родину продать, такое и у нас случается. Но в карты продуть?
— Вероятность моего выигрыша в этой сдаче — девяносто три процента! Я ничем не рискую! — на Журбана было страшно смотреть. Недаром сказано, что гигантский мужига видом своим внушает трепет.
— Как знаешь, мое дело предложить, твое — отказаться.
Казин бросил на стол многократно переходившую из рук в руки Бетельгейзе и Тау Золотой Рыбки, с которой начинал игру в этом зале.
И чем считал обезумевший мужига? Откуда взял свои девяносто три процента?
Даже школь ник знает, что при каждой новой сдаче вероятность выигрыша равна ровно одной второй. И на этот раз половина легла в пользу везучего крановщика.
В отличие от хлипкого сина Журбан умел выдерживать удары судьбы. Он дождался, пока Казин соберет выигрыш, затем произнес:
— Благодарю за доставленное удовольствие.
Я разорен. Пойду, убьюсь веником.
Казин не слушал. Он разглядывал гору ценных бумаг и размышлял, что зря все-таки не захватил с собой верный подъемный кран.
«Все куплю», — сказало злато.
А. Пушкин
Ах как не хотелось Олегу Казину отдавать полтора процента выигрыша мерзейшему сину! Как ни повернись, что ни сделай, все пройдохе на пользу получается. Однако тут его никто не спрашивал: вычли несколько миллионов звезд — и вся недолга. Впрочем, оставалось еще более чем достаточно. Слух о небывалом казинском выигрыше облетел всю обитаемую Вселенную еще прежде, чем закончилась игра. Трансляции, правда, не велось, приватная жизнь священна, но сообщения о движении ставок передавались по межгалактической сети. В один вечер Олег Казин стал самым знаменитым существом во Вселенной. Прежний кумир — сиятельный Журбан в последний раз привлек к себе внимание. Разорившись, он, следуя обычаю всех мужиг, немедля покончил с собой, но не просто аннигилировав, как поступают мужиги в обычных обстоятельствах. Журбан избрал страшную кончину, избив себя до смерти подсобным инструментом для уборки помещений.
Казин ничего этого не знал. Деньги и имущество он оставил на хранение в банке, сунул в карман микроколлапсар и развалистой походочкой хорошо отдохнувшего человека отправился к дому. Шел пешком, денег на такси по-прежнему было жалко.