Сейчас Аманда ползла к нему, держа наготове свой баллончик. Я хотел крикнуть, чтобы она не делала этого, но опоздал. С яростным воплем она приблизила его к лицу Лавинга.
А он только этого и ждал.
Выбросив вперед руку, Лавинг выхватил баллончик и повернул его отверстием распылителя в нашу сторону. Боевой клич Аманды мгновенно сменился криком боли, когда струя оранжевого спрея ударила в пространство между нами, частично поразив глаза обоих.
Боль действительно оказалась сильной. Я зажмурился на несколько секунд, потом хлынули слезы, затуманившие зрение, и только через какое-то время мне удалось проморгаться. Аманда каталась рядом по траве, протирая глаза. Преодолевая болезненные ощущения, я посмотрел туда, где смутно виднелись очертания моего пистолета, валявшегося в каких-нибудь двух метрах от Лавинга. Он отшвырнул баллончик и пытался освободиться от моего захвата одной рукой, второй постепенно подбираясь к оружию.
Не сумев сбросить меня, он подтянул нас обоих сантиметров на тридцать ближе к пистолету. Откуда в столь невзрачном с виду человеке такая чудовищная сила? Ему придает ее отчаяние? — подумал я, но потом понял, что им по-прежнему руководят холодная решимость и расчет. Он начал наносить мне удары ногой. Каблук угодил мне в щеку, и я ощутил во рту вкус крови. Завладеть пистолетом стало сейчас для Лавинга смыслом жизни.
И мгновение спустя он своего добился.
Но когда он крутанулся, чтобы оказаться ко мне лицом, я упер носки ботинок в землю и рывком навалился на него сверху. Удерживая кисть руки, в которой он держал «глок», я выудил из кармана ключи от машины.
— Умеешь водить? — спросил я Аманду.
Девочка молчала и с трудом поднялась. Она с дерзким вызовом смотрела на Лавинга.
Я повторил свой вопрос, теперь уже выкрикнув его.
— Да, — выдохнула она, протирая глаза.
Я кинул ей ключи.
— Моя машина стоит дальше у дороги. Это «хонда». На переднем сиденье найдешь адрес. Поезжай туда и жди!
— Но я…
— Уезжай! Немедленно!
Она колебалась всего лишь мгновение, а потом побежала прочь.
Лавинг прикладывал все больше усилий, чтобы избавиться от моего «замка». Мы были как два потных борца, сошедшихся в смертельном поединке за пистолет. Через несколько секунд я услышал, как завелся двигатель моего автомобиля, и с визгом шин он выскочил на дорогу, чтобы исчезнуть в ночи.
«Дознаватель» тоже видел удалявшиеся красные габаритные огни, но никак на это не отреагировал, продолжая неутомимо бороться со мной.
А я между тем почувствовал, как моя хватка ослабевает. Лавинг освободил руку с пистолетом и с силой ударил меня угловатым корпусом «глока» сначала по голове, потом еще раз — в висок. И внезапно я обнаружил, что лежу теперь на спине, а глаза мне заливает кровь, от чего резь в них усилилась. Всего несколько движений понадобилось Лавингу, чтобы сцепить мне кисти наручниками и перевести в сидячее положение.
Он встал пошатываясь. Силы почти покинули и его. Тяжело дыша, Лавинг откашлялся и несколько раз сплюнул. Потом посмотрел в ту сторону, куда уехала девочка, и прищурился. Его лицо выражало злость и досаду. Достав телефон, Лавинг сделал звонок, отойдя чуть в сторону, но не сводя с меня глаз. Конечно, слов я не слышал, но догадался, что он вышел на связь с заказчиком, объяснил ситуацию и посоветовал здесь не появляться. Потом нажал отбой.
Довольно долго мы пристально смотрели друг на друга. Он оглянулся по сторонам и сказал:
— Наверняка ты вызвал подкрепление, но по моим подсчетам в моем распоряжении есть минут двадцать.
Я помнил, что Лавингу хватило всего семи, чтобы заставить Эйба Фэллоу назвать необходимые ему имена, когда тот лежал беспомощный у русла пересохшей речки в Северной Каролине.
— Теперь первый вопрос, — продолжал он негромко. — Назови мне адрес, по которому ты отправил девочку. Это ведь не явка. Адрес явки ты бы не стал записывать. Так куда она поехала?
Я подумал об Аманде, гнавшей сейчас машину по темному шоссе № 15, перекатывавшемуся с холма на холм.
Откуда-то из глубин памяти всплыли образы Пегги и моих мальчиков — Сэма и Джереми. На этот раз избавиться от них было бы трудно, да я и не хотел этого делать.
На вопрос Лавинга я ничего не ответил.
Он сунул мой пистолет за брючный ремень и подошел ближе. Повалив меня на бок, он наложил путы и на мои ноги, держа лицо как можно выше, чтобы не получить от меня внезапный удар. Но только я на такое уже не был способен — сил не осталось ни на что.
Еще раз осмотревшись по сторонам, Лавинг вытащил из кармана сильно потрепанный небольшой конверт из манильской бумаги и вытряхнул содержимое на землю.
Стало быть, вот они. Профессиональные инструменты заплечных дел мастера, способного заставить говорить кого угодно. Спирт в крошечном флакончике. Такие сейчас даже самые осторожные авиакомпании разрешают проносить с собой на борт. Наждачная бумага мелкозернистая — такую столяры используют для окончательной «доводки» изделий. Внешне все это выглядело совершенно безвредно.
Был момент, когда я ожидал, что мы успеем поговорить. Обменяться колкостями. В конце концов, мы уже много лет были врагами, а за последние несколько дней успели сыграть в «Камень, ножницы, бумагу» по крайней мере несколько раз.
Однако Лавинг играл слишком профессионально, чтобы терять время. И к своей работе подходил как истинный мастер.
Какова его цель?
Найти Аманду.
Каков наиболее эффективный способ добиться цели?
Он снял с меня правый ботинок и стянул носок. Большие пальцы ног, как я знал, имеют множество нервных окончаний. Это наиболее чувствительные части тела человека. Лавинг с силой придавил коленом мою лодыжку, чтобы нога не дергалась — а это само по себе оказалось очень больно, — и выбрал кусок наждачной бумаги. Потом начал работать над передней частью моего пальца.
В первый момент я не почувствовал ничего, потом стало неприятно и, наконец, ожог словно пронзил меня насквозь, ударив даже в лицо. Сначала я непроизвольно охнул, а потом заорал от невыносимой боли.
Боль проникла в нос, в зубы, в глотку.
А причинял ее всего-навсего мелкий песочек, нанесенный на бумагу.
Лавинг взял пузырек со спиртом, отвинтил крышку, потом убрал ее в карман. Он не давал себе труда даже посмотреть на меня или хоть что-то сказать. Правила игры были слишком очевидны. Я либо сообщу ему, куда поехала Аманда, либо нет.
Он приложил пузырек к пальцу, отчего сначала я почувствовал холодок — это раздражало, но не более того. Но затем волна болевой агонии снова пронзила меня, постепенно поднимаясь от ног к подбородку. Такой боли я не испытывал никогда в жизни. Это была живая пульсирующая боль, искусно вызванная и направляемая умелой рукой. Я видел ее в красках, я даже слышал ее.