— Камень, ножницы, бумага, — невнятно бормотал я сквозь плотно стиснутые зубы. — Камень, ножницы, бумага.
Помутневшим от слез взглядом я следил, как Лавинг поставил пузырек на землю и снова взялся на наждачную бумагу.
— Камень, ножницы, бумага.
Пегги, Пегги, Пегги…
«Камень, ножницы, бумага».
Я опять закричал.
А Лавинг снова взялся за пузырек.
Потом, все еще жадно хватая ртом воздух, я расслышал два звука. Первый из них был хрустом ветки неподалеку, где-то рядом с дорогой.
А второй — клацаньем металла. Щелчком, который человек, занимающийся моим родом деятельности, не спутал бы ни с чем другим.
Знаком он был и Лавингу, поэтому он мгновенно отложил в сторону инструменты пыток и достал из-за ремня мой «глок». Он улегся на живот, поморщившись, когда первый выстрел прогрохотал в ночи. Промах, но совсем небольшой. Пуля взметнула комья земли рядом с нами.
«Дознаватель» откатился от меня метра на три-четыре — он не мог допустить, чтобы шальная пуля убила меня прежде, чем я скажу, где Аманда, — и снова приник к земле. Мы лежали среди низкой травы, не позволявшей надежно укрыться.
Еще выстрел. Я посмотрел в том направлении, откуда он был сделан, и увидел мужчину, который пробирался сквозь кусты, держа в вытянутой руке револьвер и целясь в Лавинга. Поначалу я изумился, узнав, кто пришел мне на помощь. Но потом понял, что удивляюсь зря.
Райан Кесслер был одним из немногих, кто знал, куда отправились мы с Поугом.
Полицейский не пытался ни маневрировать, ни пригибаться. Он не замедлил шага и вообще никак не прореагировал, когда Лавинг выпустил по нему традиционные три заряда один за другим. Я не мог понять, ранен коп или нет, но он по-прежнему ломился вперед, всматриваясь в темноту, чтобы яснее видеть цель.
А потом наступила тишина. Даже в полутьме Райан представлял собой отличную мишень для «глока», но Лавинг не стрелял. Я поднял взгляд и понял почему. Забрав чужое оружие, он не знал, сколько в нем осталось патронов. Магазин теперь был пуст, затвор отъехал назад, требуя перезарядки.
Лавинг догадался, что у меня есть запасная обойма, и она действительно лежала в моем кармане. Он бросил взгляд на Райана, который, несмотря на хромоту, неуклонно приближался, стараясь прицелиться точнее.
Лавинг дернулся в мою сторону, и Райан выстрелил. Но теперь патроны кончились и у него. До меня донесся глухой стук бойка по уже использованному капсюлю. Полицейский вынул устройство для быстрой перезарядки револьвера, открыл барабан и стал освобождать его от пустых гильз.
«Дознаватель» кинулся ко мне и потянулся к моему пиджаку, но я в одну секунду, забыв о боли, пожиравшей мой палец, перевернулся на живот, чтобы помешать ему запустить руку во внутренний карман. Лавинг покосился на Райана, который уже вставлял в револьвер ровный круг с новыми патронами, а потом с силой выдернул из-под меня полу пиджака. Райан снова пошел и был теперь совсем близко.
Лавинг оказался в отчаянном положении.
Я же, собрав остаток сил, ударил его коленями в тот бок, куда ранил прежде. Он взвыл от боли, потерял равновесие и откинулся назад.
Но потом с гримасой ненависти снова дотянулся до моего пиджака. На этот раз ему удалось нащупать обойму, достать ее и даже вставить в пистолет.
Его лицо находилось в полуметре от моего, когда Райан Кесслер вогнал ему в грудь две пули. Генри Лавинг дернулся, поник всем телом и завалился набок. И, умирая, он смотрел в глаза мне, а не полицейскому, который стал его убийцей.
Сразу после этого на землю тяжело опустился и Райан Кесслер, рассматривая рваную рану в своем боку. Но не она, хотя внешне выглядела тяжелой, казалось, беспокоила его сейчас больше всего, а другое место, куда умудрился попасть Лавинг. С тоской он смотрел на свое кровоточащее бедро, пытаясь зажать артерию.
— Моя вторая нога, — сказал Райан, поднимая взгляд на меня. — Моя здоровая нога… Вот ведь мразь!
И он потерял сознание.
Полчаса спустя, когда старая военная база была уже освещена, как улицы Рио во время карнавала, а кругом сновали десятки офицеров и сотрудников спасательных служб, я стоял у входа в здание.
Там уже работали оперативники Фредди в респираторах, расчищая путь для пожарных бригад. Они обнаружили трупы троих сообщников Лавинга, но в том месте, которое избрал последним рубежом обороны Поуг, все еще бушевало пламя, и найти его тело пока не представлялось возможным. Охранник, обезвреженный нами снаружи, уже пришел в себя и сидел в наручниках, ошеломленно глядя на происходящее.
Рядом медики укладывали на носилки Райана Кесслера, для которого уже подготовили операционную в больнице Лисбурга. Сознание вернулось к нему, а раны оказались не столь серьезными, как я опасался.
— Обе пули прошли навылет, — сообщил он мне, а я вспомнил, что то же самое слышал от доктора Фрэнка Лавинга, когда он описывал ранение своего двоюродного брата.
Я позвонил Джоанн и сообщил, что с ее падчерицей все в порядке, а вот муж ранен.
— Но его жизнь все опасности, — заверил я ее и продиктовал номер телефона врача.
Только потом рассказал, какая судьба постигла Поуга. После долгой паузы она поблагодарила меня за то, что сообщил ей об этом.
И мне снова показалось, что в прошлом этих двоих что-то связывало помимо работы.
— Это ведь вы отпустили Райана, верно? — спросил я.
— Да. Пришлось отвлечь внимание Лайла, — призналась она, снова немного помедлив.
Вероятно, Джоанн видела, как мы набираем код отключения блокировки двери, и запомнила цифры. Или же в ее загадочной сумке лежало еще одно специальное устройство — для взлома шифров электронных замков.
— Ваш муж спас мне жизнь, — сказал я.
Потом заметил, что ко мне приближается Фредди, и попросил у Джоанн разрешения перезвонить ей еще раз, позже.
— Подождите секунду, Корт, — неожиданно попросила она.
— Хорошо.
— Корт? — раздался в трубке голос Мари.
— Да. Я вас слушаю.
— Вы ранены?
— Ничего серьезного.
Молчание. Потом:
— Что ж, рада за вас, — и нерешительно добавила: — Я только хотела сказать… У меня есть ваш образ. Когда мы были у реки, помните?
Сделав небольшое усилие, я сообразил, о чем она.
— Да, помню.
— Получилось очень хорошо.
— Образ или что-то другое?
— Вы уверены, что с вами все в порядке? — спросила она после этого.
— Да, я в норме. Извините, мне нужно идти.
— Хорошо. Позвоните мне, когда будет удобно.