«Ладно же, — решительно подумал он. — Раз она может делать это, тогда и я могу. Просто оденусь и выйду на прогулку». Он сам стыдился того, что было у него на уме, и сказал себе, что отправится разведать, где все-таки живет Марианна. Он поднялся и направился к креслу-качалке, расстегивая на ходу халат. Стал торопливо одеваться, не стараясь делать это потише. Какая-то часть его существа даже хотела, чтоб жена услышала его и заговорила с ним.

Но она не просыпалась. Даже не шелохнулась. Менее чем за минуту одевшись, Дэвид подошел к кровати и постоял рядом, глядя на спящую жену. Было слишком темно, и ее лица он не видел. Сейчас Эллен была для него лишь тенью, лишь воспоминанием. «На самом деле я никуда не хочу идти», — мысленно сказал он ей. Как ни странно, он испытывал откровенный страх, причин которого не знал. Резко отвернувшись, Дэвид направился к двери и вышел из спальни. Сейчас он наденет походную куртку, выйдет из дома и отправится один гулять по берегу. «Куда?» — прозвучал в его голове трезвый вопрос, оставшийся без ответа.

Спустившись на один лестничный пролет и повинуясь внезапному порыву, Дэвид распахнул дверь мастерской и вошел внутрь. Не различая ничего в кромешной тьме, он на ощупь прошел через всю комнату и, оказавшись у окна, раздвинул шторы. «Дежавю» — подумал он. Это мгновение показалось поразительной копией того, другого, когда прошлой ночью он стоял здесь же и смотрел на залитый лунным светом берег океана, на пенистый прибой неутомимых волн. Как и тогда, красота этого зрелища ошеломила его. Единственное различие между тем мгновением и нынешним состояло в том, что тогда Эллен уехала из дома, а теперь он собирался покинуть коттедж.

Когда дверь, тихо щелкнув, закрылась, он испытал такое чувство, будто с разбегу нырнул в прорубь. Сердце так подпрыгнуло, будто он только что получил нокаут в грудную клетку.

— Я снова пришла, — произнесла она.

Дэвид молча смотрел на смутный силуэт, стоявший в глубине мастерской, там, куда не доходил лунный свет.

— Я оставалась тут всю ночь, — продолжала она. — Ждала тебя.

— Здесь? — Его голос был едва слышен.

— Я пыталась бороться с собой. Хотела не приходить. Но не смогла. Вернулась и открыла дверь своим ключом.

Он шумно глотнул, пытаясь обрести контроль над собой.

— И давно ты здесь?

— Это не важно.

Он подавленно следил за ее приближением. Оказавшись рядом с ним, она сразу же прижалась к нему всем телом, ее руки скользнули вверх и обхватили его шею. И опять магнетическая сила бросила его к ней.

— Ты хочешь меня? — прошептала она, но вопроса в ее тоне не было.

Студия каким-то сверхъестественным образом будто нагрелась, сам воздух казался тяжелым, насыщенным мускусным, назойливым запахом.

— Ты теперь мой, ты знаешь это? — прозвучал ее голос.

— Я…

— Разве нет?

Дэвид покачал головой, не находя сил вымолвить хоть слово. Только молча следил, как Марианна, улыбаясь, сделала шаг назад, с ленивой грацией скрестила на поясе руки и потянула вверх свитер. Он вздрогнул, когда она уронила его на пол и начала снимать юбку. В бессильном молчании Дэвид следил за ее движениями, зная, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Марианна это тоже знала. Медленными плавными движениями она расстегнула на спине застежку бюстгальтера, чуть наклонила вперед плечи, и бюстгальтер упал на пол вслед за свитером. Она выпрямилась и застыла прямо перед ним, окунув в поток лунного света свое бледное, невообразимо прекрасное, соблазнительное тело.

— Бог мой, — только и смог пробормотать Дэвид, едва шевеля губами.

Женщина протянула к нему руки, и он утонул в ее объятиях. Их губы впились друг в друга, а тела будто слились в одно целое. Губы Марианны томно раскрылись под его поцелуем, как лепестки цветка, ее голова едва заметно раскачивалась. И вдруг она сильно укусила его за шею.

— Мой! — выдохнула она.

— Да, да!

— Скажи это еще раз!

— Я твой! — хриплым шепотом повторил он. — Твой!

В то же мгновение как будто ледяная рука сжала его внутренности, проткнула сердце острым пальцем, и он вскрикнул от страха. Будто последние силы разом оставили его тело. Он вцепился в Марианну, как в свое последнее спасение, и, задыхаясь, пробормотал:

— Что это было?

— Милый! О милый!..

— Что это?

— Ты теперь принадлежишь мне, только мне.

— Но что со мной? — Он почти молил ответа.

Улыбаясь, она за руку подвела его к кушетке.

— Мы обвенчаны с тобой, мой милый.

СУББОТА

Эллен опустила свежий выпуск «Нью-Йорк таймс» с новостями и взглянула на него. Дэвид как раз замер на последней ступеньке.

— Ну и ну! — произнесла она с усмешкой.

Было почти два часа дня. Воцарилось молчание, которое показалось ему враждебным.

— Извини, что я проснулся так поздно. — Он старался произнести эти слова как можно более независимо и желчно, но они прозвучали устало.

— Не глупи, пожалуйста. Мы сюда как раз для этого и приехали.

«Для чего для этого?» — чуть было не переспросил он, но только кивнул в подтверждение того, что слышал ее, и направился на кухню. Правильнее было бы сказать не «направился», а «прошаркал», ибо его походка была походкой бессильного старика, Дэвид с болью чувствовал это сам.

Эллен стала было складывать газету, чтобы отложить ее в сторону и встать, но он остановил ее:

— Не надо, не вставай.

— Мне нетрудно приготовить тебе завтрак…

— Я ничего не буду, кроме кофе, — объяснил он.

— Разве ты не проголодался?

— Нисколько. — Сама мысль о еде казалась ему отвратительной. — Позавтракаю позже.

— Тогда уж назови это обедом…

— …Или ужином, — продолжил он ее мысль. Голос его звучал с такой неприязнью, что Дэвид, испугавшись, быстро замолчал и с наигранной улыбкой спросил: — Где же ты взяла свою газету?

— Купила в городке.

— Ты ездила в город?

— У меня была уйма времени, — прозвучал спокойный ответ.

Она исподволь пытается поймать его на крючок? Он снова направился в кухню, миновал обеденный альков и рывком распахнул дверь.

Тут было еще холодней. Не в силах справиться с дрожью, он высыпал ложку кофе в кастрюльку и поставил ее на газ. Подумал было сделать бутерброд, но даже образ намазанного маслом кусочка хлеба показался ему отвратительным. Желудок явно не собирался справляться с пищей, головная боль сверлила затылок. Дэвид наклонился и жадно напился воды из-под крана. Уже четвертый раз ему приходится утолять жажду с тех пор, как он проснулся. «Похоже на похмелье», — пришло ему в голову, только вряд ли можно винить в этом мартини. Его тяжелое опьянение было вызвано близостью с Марианной, наслаждением ее плотью. Память об этом дьявольском пиршестве заставляла его содрогаться.