Абхай Лал нервно потирал запястье. Станция – вот что способно изменить мир. Именно поэтому Мертвый вцепился в нее мертвой хваткой. Дело не в каких-то там восьми новых мирах, дело во власти, которую могла дать Станция, в той мощи, что она производила. Она стала местом перехода – в иные миры, в другие измерения ли, – ее наполняла сила Традиции. Пусть чужой, но это поправимо. Главное – добраться туда.
Так сказал Гуру. Так думал генерал.
А «пустотник», гипотетический суперпроцессор, мог обеспечить доступ туда. Если верить машинистам госбезопасности – а не верить им не было никаких причин, – с помощью невесть откуда появившегося суперпроцессора можно обеспечить доступ куда угодно. Если возможности процессора хотя бы наполовину соответствовали имеющимся описаниям, то в сегодняшних сетевых технологиях преград для него не существовало никаких.
Одна проблема: для того, чтобы взломать сеть Станции, сначала нужно к ней подключиться. Только не верил генерал в сказки о том, что внутренняя сеть Станции отрезана от мира. Хорошо спрятана – да, но не изолирована. А «пустотник» вполне бы мог найти и этот скрытый путь.
Но при чем здесь тхаги?! Почему бы не спросить у них самих?
– Нужно найти этого тхага, – повторил генерал.
– Его зовут Шанкар Десай, – тусклым, лишенным интонаций голосом произнес Дханпатрая. Не было нужды смотреть на заместителя, чтобы понять, что он читает данные с глазного наноэкрана. – Вся информация на него имеется. Но маловероятно, что он появится дома. Индия большая, найти одного человека среди миллиарда – дело непростое. Мы приложим все усилия, поиски уже начаты, но...
– Используйте камеры наблюдения, задействуйте полицию. Спутники, в конце концов. Я присвою этому делу высший приоритет. Нужно разобраться, при чем здесь тхаги – наверняка они появились там не просто так.
Небо на востоке только-только начало светлеть, отрезав черноту Вселенной от еще темного горизонта серой, быстро наливающейся багряным полосой рассвета. В лесу на горе весело зачирикали птицы, предчувствуя скорое рождение нового дня. Бестолковые твари, для которых каждый день – все равно что новая жизнь.
Райн Тайн всю ночь просидел здесь, в маленькой пещерке, выдолбленной не первый век капающей сверху водой. Сейчас стояла поздняя осень и ночи уже стали приносить прохладу и свежесть. Во влажной пещере, в которую никогда не заглядывает солнце, прохлада была лишней – Райн Тайн продрог до такой степени, что зуб на зуб не попадал. Кроме того, очень хотелось есть. Но последнее обстоятельство мешало не столь сильно, как прохлада, – к голоду он успел привыкнуть, недоедая всю свою недолгую жизнь.
Таш умер неделю назад. Райн Тайн винил себя в смерти брата. Он оставил его одного на целых три дня, а когда снова появился в их хижине, Таш, как обычно, лежал на загаженной смердящей постели, бессмысленно уставившись в потолок. Что все кончено, Райн понял сразу – по открытым, немигающим глазам брата нагло ползали мухи. И запах... Таш умер задолго до появления брата, возможно, день или два назад.
Отправившись сюда, в Кьяунгсин, Райн Тайн плохо понимал, чего хочет добиться. Он остался один.
Больной, медленно умирающий последние два года Таш был для него скорее обузой, чем утешением. Но он был семьей, единственным родным человеком, оставшимся у Райн Тайна на белом свете. А теперь не осталось никого.
Где-то в самом центре страны, в городке под название Кьяунгсин, у него были родители. Их забрали вербовщики. Согласно приказу генерала Ру Балая – председателя правительства – каждый гражданин должен отдать долг родине. В чем заключался этот долг и когда люди успели задолжать генералу, Райн не знал. Он не задумывался над этим вопросом, но без каких-то сомнений верил, что обязан родине одним фактом своего рождения. А генерала Балая он видел только на огромных выцветших плакатах в Мандалае, где был однажды.
Идея найти родителей появилась сама собой, словно какой-то импульс, вдруг посетивший его голову. Он не раздумывал, как добираться до Кьяунгсина, он даже не знал, где этот самый Кьяунгсин находится. Тем более не подозревал, где станет искать родителей, добравшись до самого городка. Просто проснувшись на следующий после смерти брата день, Райн собрал вещи и отправился на автобусную станцию, откуда сегодня должен был идти автобус. То, что едет именно в Кьяунгсин, Райн Тайн понял уже сидя в душном, несмотря на открытые окна, салоне старенького – не сказать старинного – автобуса, ковыляющего с натугой на давно отработавших свой век батареях Ллейтона.
Кьяунгсин оказался маленьким пыльным городком, полным снующих туда-сюда тощих и грязных людей. Практически в каждом лице, в которое заглядывал Райн Тайн, пытаясь выяснить хоть что-нибудь о своих родителях, он видел смерть. Люди еще двигались, они ходили и работали, получали небольшой шлепок рисовой каши, который выдавали дважды в день, но все они уже были мертвы. Урановая пыль съедала их изнутри, высасывала все соки. Они все были мертвы с того самого дня, как перед домом каждого из них остановился мобиль вербовщиков, привезший их сюда.
Райн Тайн узнал, что никто не держит этих людей здесь. Их не охраняли. Никаких надсмотрщиков. Добровольный ударный труд на благо родины. Именно так и было написано на плакатах с побитым оспинами лицом генерала Ру Балая. Генерал смотрел с плакатов строго, словно в следующую секунду намеревался дать команду идти в атаку. «Если ты за сильную Родину – значит, ты с генералом Ру Балаем!» – прочитал Райн Тайн строгую, словно лицо на плакате, надпись. Читал Райн с трудом, но он ходил в начальную школу и основам грамотности был обучен.
Поговорив с людьми, Райн кое-что узнал. В Кьяунгсине царил голод. Неурожай следовал за неурожаем, каждый год приводя местное сельское хозяйство во все более плачевное состояние. Правительство помогало, чем могло, были введены бесплатные пайки в виде двух горсточек риса в день на каждого. Многие были счастливы, что могут получить хотя бы это. Некоторые говорили о пайке мало и с осторожностью, как будто опасались, что пацан, стоящий перед ними, собирается передать их слова кому-то еще. Кто знает, возможно, так оно и было здесь, в Кьяунгсине.
Тогда, почти тридцать лет назад, Райн Тайн многого не понимал. Еще больше он и не пытался понять, он был еще слишком молод, чтобы обращать внимание на подобные вещи. Тогда, но не теперь.
Правительство генерала Ру Балая запрещало фермерам выращивать то, что они считали нужным. Крестьянам предписывалось сажать только определенные культуры и только в определенное время. Большую часть урожая они должны были сдавать государству, а остатки... Остатков почти не оставалось, прокормить крестьяне не могли даже самих себя. Так что даже о мизерных доходах фермеры могли вообще забыть. Без денег нет техники, нет удобрений, нет воды, за которую во многих местах приходилось платить государственным ирригационным компаниям. Сельское хозяйство развалилось, скатившись к масштабу крохотных личных огородов и грядок, на которых худо-бедно люди выращивали что-то съестное.
Ру Балай был тираном и сволочью. Но он был мудрым человеком. В нищей, ничего не имеющей стране, лишенной даже доступной почти повсеместно сети, он смог наладить добычу полезных ископаемых на рудниках, которыми не интересовалась «Всемирная рудная компания» по причине отсутствия рентабельности их разработки. Генерал сделал добычу не только рентабельной, но и прибыльной, пустив деньги в развитие крупных городов и портов. Конечно, он не забыл положить львиную долю и в собственный карман, но это уже детали.