Продукция фермеров никого не интересовала на внешнем рынке – в мире давно уже стали доступны пищевые фабрикаторы, и торговля продовольствием превратилась из высокооборотного процесса, занимающего больше половины всего внешнего продукта Мьянмы, в убыточную отрасль. На мировой арене продажа еды – натуральной пищи, выращенной на земле, – стала элитным бизнесом, в который нищую и никому не известную страну никто бы не пустил.
А вот уран и рубины шли на мировых биржах хорошо. За них давали отличную цену и с удовольствием.
Вопрос был в другом. О цене, в которую обошлись эти «перспективные» разработки населению Мьянмы, Райн Тайн узнал много позже. Но увидел, чем приходится платить, он уже тогда, в годы рано наступившей юности.
Родителей Райн нашел на шестой день пребывания в Кьяунгсине. Есть хотелось страшно – бесплатный рис полагался только тем, кто работал на рудниках. Голод изводил настолько, что Райн всерьез задумывался пойти наняться на работу в шахту. Его бы не взяли – стать шахтерами могли только те, кому исполнилось шестнадцать. Возможно, недостаток лет спас тогда будущего президента – не исключено, будь он уверен, что попадет на шахту, отправился бы на вербовочный пункт.
Отец с матерью жили в поселке, располагавшемся в нескольких километрах от черты города. Там не было домов, поселок состоял из нескольких больших общих бараков, в которых одновременно жило около сотни человек. Им было все равно, этим людям, переставшим понимать, когда наступает день, а когда на радиоактивную гору, которая стала их домом, опускается ночь. Они знали только шахту, где приходилось орудовать отбойными молотками, а иногда и обычными кирками, и пункт выдачи бесплатного риса. Больше ничего в мире для них не существовало.
Райн Тайн увидел родителей, когда они шли с дневной смены. Обратно в барак.
Они не были вместе, но они и не были порознь. По пыльной дороге, ведущей от возвышавшейся немного поодаль горы, покрытой густой запыленной растительностью, брело несколько десятков шахтеров. Каждый из них просто шел. Это шествие нельзя было назвать группой или компанией людей. Они не были общностью. Их даже людьми назвать было сложно – живые механизмы по добыванию урановой руды.
Отца Райн узнал с трудом – он сильно постарел, казалось, лет на тридцать, превратившись в дряхлого, едва волочащего ноги деда. Жидкие, неопределенного из-за седины и осевшей пыли цвета волосы ветер бросал из стороны в сторону, открывая покрытую язвами и расчесами с запекшейся кровью голову. Щеки ввалились, глаза смотрели прямо, не замечая ничего вокруг.
Он видел Райн Тайна, но не узнал его. Просто прошел мимо, не задержав на сыне взгляда и на секунду. Сам Райн не решился подойти к отцу, но брел следом за этим шествием живых мертвецов.
Мать, как выяснилось, работала наверху, там, где разгружали поднятые на поверхность корзины с рудой. Это не очень ей помогло, потому что выглядела она ничем не лучше отца.
Рис раздавала упитанная тетка в форме с повязанным на шее сине-красным платком. Точно таким же, какой был на генерале Ру Балае на всех плакатах. Тетка быстрыми отточенными движениями бросала горстки недоваренного риса в подставленные миски. Иногда она промахивалась, но не сумевшим поймать свою еду второй попытки не предоставлялось. Кто-то из тех, чей ужин плюхнулся в грязь, не меняя отрешенного выражения на лице, уходил голодным в барак. Кто-то – эти, видимо, попали на рудник недавно – бросался на землю, трясущимися руками собирая в пыли зерна, чтобы промыть их и съесть. В их глазах еще можно было найти огонь, тягу к жизни. Но это здесь – явление временное, понял Райн Тайн.
Тогда Райн не решился подойти к родителям. Ему не захотелось выбежать и броситься на шею матери, обнять отца. Не хотелось, ему было противно даже подумать о том, чтобы подойти и заговорить с этими почти мертвецами, покрытыми сочащимися язвами. Он струсил и сбежал. Он бежал до тех пор, пока не закончились силы. А перед глазами стояла страшная картина, которую он успел придумать сам себе, – он видел, как его руки покрывает серый налет, который разъедает кожу, заставляя ее целыми пластами отставать от мяса, свешиваясь лохмотьями и цепляясь за ветки пролетающих мимо кустов.
Руки, голые по локоть, он действительно изодрал в кровь. Но радиация тут была ни при чем – просто он, не разбирая дороги, бежал сквозь густой лес.
Ночь он провел в случайно подвернувшейся пещере, а утром уехал на первом же грузовом мобиле, водитель которого согласился подбросить подростка с перепуганными глазами до следующего городка.
Тот день стал переломным для Райн Тайна. Он сбежал из Кьяунгсина и так никогда и не вернулся домой. Ему посчастливилось попасть в какую-то благотворительную миссию, названия которой он не знал до сих пор. Да и какая разница, как там она называлась? Главное в том, что Райн смог получить образование, стать учителем. Потом, через много лет после того, как о генерале Ру Балае перестали вспоминать только с ненавистью, ужасом и содроганием, он попал в политику. Случайно его кандидатуру на выборах предложил директор школы – потому что сам не хотел, а кого-то направить должен был.
Спустя еще семь лет Райн Тайн – давно уже не юнец – стал Президентом.
Но лица родителей – пустые глаза, смотрящие в никуда, медленно жующие полусырой рис рты – остались в его памяти навсегда.
Генерал Ру Балай смог поднять экономику страны из пропасти, в которую та стремительно падала. Спустя несколько лет после поездки юного Райн Тайна в Кьяунгсин в Мьянме появились первые пищевые комбинаты. За несколько лет голод был побежден. Тот самый голод, который генерал Ру Балай и его команда создали искусственно: людьми, готовыми удавиться за миску бесплатного риса, управлять не просто легко, они сами жаждут, чтобы ими управляли.
По официальным данным, за время правления Президента Балая от голода и невыносимых условий труда на вредных и опасных производствах погибло около шести миллионов человек. Райн Тайн видел истинные отчеты – на самом деле жертв было почти втрое больше.
А теперь снова пришло время принимать непопулярные решения. И принимать их придется ему – Райн Тайну, тому самому пацану, который лишился родителей, а потом и брата.
– Ая, что говорят звезды?
Президент и главный астролог неспешно шли из храма, куда оба ходили воздать должное Будде. Время решений пришло, но Президент никак не мог начать действовать. Он еще надеялся, что удастся все решить малой кровью, без тех ужасов, что он увидел тридцать лет назад в Кьяунгсине.
Бредущие по пыльной дороге мертвецы, покрытые язвами, с потухшими глазами.
– Звезды указывают на север, – изрек Ая Сигай после секунды раздумий.
– Что там, на севере?
Откуда астрологу было знать, что творится на севере? Ведь даже он, Президент страны, этого не ведает.
А китайцы знают. И индусы что-то там затеяли.
– Там счастье, там решение проблем.
Райн Тайн резко остановился, пристально разглядывая собственного астролога, как будто увидел его впервые в жизни.