— Ах, теперь вы хотите поговорить, — сказала Зола, делая шаг к старику. — У меня создалось впечатление, что вас не слишком волнует мнение ваших морских свинок.
— Вы несколько отличаетесь от прочих добровольцев.
Зола смерила его взглядом. Металл нагревался в руке.
— Чем же? Может, тем, что я здесь не добровольно?
Быстрым движением она вскинула руку, нацелившись ему в голову. Мысленным взором Зола уже видела, как он падает на пол.
Но вдруг она застыла, зрение затуманилось. Сердцебиение уже замедлялось — пик адреналина миновал раньше, чем дисплей на сетчатке успел ее об этом предупредить.
Хлынули мысли, ясные и отчетливые среди общей каши, царившей в голове. Перед ней был обычный старик. Хрупкий и беспомощный старик. С нежнейшими глазами, самыми невинными и голубыми из всех, какие ей доводилось видеть. Она не хотела причинять ему вред.
Ее рука задрожала.
Крохотная вспышка оранжевого света — и Зола от удивления выронила ключ. Он со стуком упал на пол, но она была слишком потрясена, чтобы беспокоиться о таких мелочах.
Он ничего не сказал. Так как он мог лгать?
Доктор не шелохнулся. Его глаза сияли, он был доволен реакцией Золы.
— Пожалуйста, — сказал он, жестом указывая на стол для осмотра. — Может быть, вы присядете?
Зола быстро моргнула, пытаясь рассеять туман в голове.
Оранжевый огонек, мигнувший в углу поля зрения, исчез, и она понятия не имела, что могло его вызвать.
Возможно, сказывался недавно пережитый шок и система дала сбой?..
Доктор ловко проскользнул мимо нее и махнул в сторону голограммы, спроецированной перед нетскрином.
— Вы, несомненно, узнаете это изображение, — сказал он, проводя по голограмме пальцем, так что спроецированное тело начало медленно вращаться. — Позвольте сказать вам, что в нем необычного.
Зола натянула перчатку повыше, чтобы спрятать рубец. Сделала шаг к доктору. Нащупала ногой гаечный ключ и пинком отправила его под стол.
— Должен сказать, тридцать шесть целых и двадцать восемь сотых процента этого тела довольно-таки своеобразны.
Пока доктор Эрланд не смотрел на нее, Зола быстро нагнулась и подобрала ключ. Он казался тяжелее, чем раньше. На самом деле, все казалось тяжелее, чем раньше — ноги, руки, голова.
Доктор указал на правый локоть голограммы:
— Вот сюда мы впрыснули раствор с возбудителями летумозиса. Они были маркированы так, чтобы мы могли контролировать их перемещение в организме. — Он вытянул палец и постучал себя по губе. — Теперь вы видите, что в этом необычного?
— То, что я до сих пор не мертва, а вы не боитесь находиться со мной в одной комнате?
— В каком-то смысле, — сказал он, потирая голову сквозь шерстяную шляпу. — Как вы можете видеть, возбудители исчезли.
Зола поскребла отметину на руке гаечным ключом.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что они исчезли. Пропали. Пфф! — Он всплеснул руками, изображая фейерверк.
— То есть… У меня нет чумы?
— Верно, мисс Линь. У вас нет чумы.
— И я не умру?
— Верно.
— И я не заразна?
— Нет, нет, нет. Замечательное чувство, не правда ли?
Она прислонилась к стене, испытывая неимоверное облегчение, которое, однако, вскоре сменилось подозрением. Они заразили ее чумой, а теперь она излечилась? Без всякого антидота?
Это выглядело, как ловушка, но оранжевый огонек не появлялся. Доктор говорил правду — неважно, какой невероятной она бы ни казалась.
— Такое уже случалось?
Обветренное лицо доктора расплылось в озорной улыбке:
— Вы первая. У меня есть пара предположений насчет того, как это могло произойти, но их нужно проверить, разумеется.
Он отвлекся от голограммы и направился к стойке, на которой были два пузырька.
— Это образцы вашей крови, один взят до инъекции, второй — после. И меня крайне волнует, что за секреты они содержат.
Зола быстро глянула на дверь, затем снова на доктора.
— Значит, вы говорите… Вы думаете, у меня иммунитет?
— Да! Именно так это выглядит. Крайне интересно. Крайне необычно. — Он сцепил руки. — Возможно, вы родились с этим. С чем-то таким в ДНК, что позволило иммунной системе справиться с возбудителями. Или, возможно, в прошлом в вашу кровь уже попадали возбудители — возможно, в детстве — и организм справился, выработав иммунитет, которым и воспользовался сегодня.
Зола отпрянула, чувствуя себя неуютно под настойчивым пристальным взглядом.
— Вы можете вспомнить какой-нибудь эпизод из детства, который может иметь к этому отношение? Какие-нибудь ужасные болезни? Когда вы оказывались при смерти?..
— Нет. Хотя… — Она помедлила, запихивая гаечный ключ во внутренний карман. — Я думаю, да. Мой отчим умер от чумы. Пять лет назад.
— Ваш отчим. Вам известно, где он мог контактировать с зараженными?
— Я не знаю. — Она пожала плечами. — Моя маче… Мой опекун, Адри, всегда подозревала, что он заразился в Европе. Когда удочерил меня.
Руки доктора дрожали — можно было подумать, что он сейчас взорвется и только сжатые пальцы удерживают его от этого.
— Так, значит, вы из Европы.
Она неуверенно кивнула. Было странно — чувствовать себя принадлежащей месту, о котором нет никаких воспоминаний.
— Там было много больных, в Европе, какой вы ее помните? Может быть, вспышки болезни в вашей провинции?
— Я не знаю. На самом деле, я не помню ничего из того, что было до операции.
Брови доктора поползли вверх, а глаза, казалось, вобрали весь свет в комнате.
— До кибернетической операции?
— Нет, по смене пола.
Улыбка доктора погасла.
— Я шучу.
Доктор Эрланд снова обрел самообладание:
— Что вы имеете в виду, когда говорите, что ничего не помните?
Зола сдула с лица прядь волос:
— Ровно это. Когда в мозг вживляли интерфейс, они повредили — ну, эту штуку — часть мозга, которая умеет запоминать.
— Гиппокамп.
— Вероятно.
— И сколько вам было лет?
— Одиннадцать.
— Значит, одиннадцать. — Он резко выдохнул. Его взгляд метался по полу, как будто на кафельных плитках был записан секрет ДНК Золы. — Одиннадцать. Из-за несчастного случая с хувером, верно?
— Да.