— Мы лучше немного разомнем ноги, — со скромным видом заметил Пеликанос.
— Вы нам очень помогли, доктор Эверил Паркаш. — Оскар никогда не забывал имен. У него не было никаких особых причин запоминать имя доктора Эверила Паркаша. В БНК работало около двух тысяч сотрудников, не считая множества лаборантов, обслуживающего персонала и прочей публики. Оскар знал, что скоро он будет знать все лица, все имена и все досье местного центра. Это было хуже, чем просто привычка. Здесь, увы, он ничем не мог себе помочь.
Гид бочком потрусил в сторону Центра зооменеджмента, горя желанием вернуться в неубранный грязный офис. Оскар приветливо улыбнулся и махнул рукой, как бы отпуская его.
Паркаш на прощание протявкал:
— Здесь поблизости есть винный бар! На той стороне дороги за Флакс НМР и Оборудованием.
— Прекрасный совет! Благодарим вас! Большое спасибо! — Оскар развернулся и двинулся к ближайшей кромке леса. Пеликанос поспешил за ним.
Вскоре они оказались в безопасном укрытии под высокими деревьями. Оскар и Пеликанос двигались по извилистой хлюпающей под ногами торфяной тропинке сквозь подрезанные и приглаженные заросли. Коллабораторий мог похвастать огромным ботаническим садом, почти что настоящей лесной чащей, где были собраны редкие образцы дикой природы. Устрашающие. Угрожающие. Вымершие и существующие лишь в своих механических подобиях. Дикая природа давно уничтожена климатическими перепадами, подъемом морей, бульдозерами и урбанизацией, размещением восьми миллиардов ста миллионов человеческих существ.
Все растения и животные являются клонами. Глубоко в каменном ложе скал под Коллабораторием расположен Национальный центр консервации генома, где хранятся тысячи генетических образцов, собранных со всей планеты. Драгоценные ДНК в блестящих флягах с жидким азотом стоят плотными рядами, надежно закрепленные в вырытом машинами бесконечном лабиринте с известняковыми сводами.
Чтобы вырастить взрослый организм, было сочтено разумным брать небольшие кусочки образцов тканей. Благодаря этой давно установившейся практике генетическим данным все еще находилось применение. Как правило, выращенные живые создания были к тому же фотогеничны. Такие клонированные существа были незаменимы для рекламных фото. Сейчас, когда царство биотехнологии из таинственного и закрытого для непосвященных превратилось в стандартную и привычную технику, населенный клонами зоопарк Коллаборатория являлся его лучшей рекламой.
Чудовищные подземные своды стояли на первом месте в туристическом списке достопримечательностей, Оскару же их кафкианский пейзаж казался подавляющим. Однако ему очень нравились местные джунгли. Первобытная дикость обычно утомляла его, здешняя же была осовремененной и рационализированной «карманной» версией дикой природы. Могучие деревья, способные разрушить человеческое жилище, имели вид безобидных рождественских елок с сочащимися надрезами на коре, текущим соком и бьющими струей гормонами. Деревья и кусты затейливо переплетались ветвями, напоминая позами пьяных туристов, в уединении встречающих рассвет.
Судя по картам Оскар и Пеликанос находились сейчас в дебрях, которые были промежуточной территорией, граничащей с Лабораторией зооинженерии, Лабораторией химии атмосферы, с Центром зооменеджмента и еще каким-то сложным агрегатом — установкой по переработке мусорных отходов Коллаборатория. Ни одно из этих разбросанных по сторонам строений не просматривалось из этого пьяного леса, за исключением, конечно, грубой, напоминающей крепость башни, где помещалась «Политика сдерживания». Массивная Хотзона, возвышавшаяся над всеми остальными строениями Коллаборатория, сверкала огромными глазурованными цилиндрами, которые были видны с любой точки внутри купола и как бы демонстрировали могущественное превосходство высококачественного фарфора.
Внутри искусственной чащи вряд ли были установлены подслушивающие устройства, так что они могли по пути поговорить без опаски.
— Я думал, мы никогда не отвяжемся от этого типа, — сказал Пеликанос.
— Ты хочешь мне что-то сказать, Йош? Пеликанос вздохнул.
— Мне хотелось бы узнать, когда мы, наконец, вернемся домой.
Оскар улыбнулся.
— Мы же только приехали. Тебе не нравятся техасцы? Они, конечно, излишне дружелюбны…
— Оскар, ты привез с собой всю команду — двенадцать человек. А здесь даже вряд ли найдется место, где можно с удобствами разместиться.
— Но мне нужны все двенадцать. Вся команда. Нам нужно быть готовыми к самым различным вариантам.
Пеликанос только удивленно хмыкнул, когда из-под сосновых ветвей появилось какое-то копытное животное, кажется, разновидность тапира, и пересекло тропинку, по которой они шли. Редкие виды зверей — от земляного волка до зебу — бродили по всей территории Коллаборатория: их можно было встретить на улицах и в садах, безвредных, безобидных, как священные коровы.
— Ты уже выбил им отдых после кампании, — сказал Пеликанос. — Конечно, Бамбакиас в этом также участвовал, и они оценили этот жест. Но работа в избирательных кампаниях — это всегда временная работа. И сотрудники тебе больше не нужны. Тебе не нужны двенадцать человек, чтобы сделать доклад в Комитете при Сенате.
— Но они полезны! Разве ты не получал удовольствия от их работы? У нас есть автобус, у нас есть водитель, телохранитель, у нас есть даже массажистка! Мы живем как в лучших домах. Кроме того, они могут точно так же мыть посуду здесь, как и в любом другом месте.
— Это не ответ на мой вопрос. Оскар взглянул на него.
— На тебя это не похоже, Йош… А-а, ты скучаешь по Сандре.
— Да, — кивнул Пеликанос, — я соскучился по жене. Оскар махнул рукой.
— Тогда в твоем распоряжении трехдневный уик-энд. Слетай в Бинтаун. Ты заслужил, мы все это понимаем. Поезжай навестить Сандру. Погляди, как она там.
— Ладно, пожалуй, я так и сделаю. Слетаю повидать Сандру.
Оскар заметил, что Пеликанос повеселел. У помощника прямо на глазах повысилось настроение. Странно, но Пеликанос чувствовал себя счастливым. Несмотря на то что жена его была душевнобольной и лежала в клинике уже девять лет.
Йош Пеликанос был блестящим организатором, прекрасным бухгалтером и почти гениальным счетоводом, притом, что его семейная жизнь была сплошной трагедией. Оскар находил это исключительно интересным. Это задевало что-то глубокое в нем самом, его всегда одолевало жгучее любопытство по отношению к человеческим существам и к тем стратегиям и тактикам, с помощью которых их можно упросить или вынудить действовать определенным образом. Йош Пеликанос, казалось, шел по жизни подобно многим другим людям, но при этом всегда тайно нес на плечах такую ношу.
Пеликанос не понаслышке знал, что такое верность и преданность.
Самому Оскару не приходилось иметь дело ни с преданностью, ни с верностью, но он натренировал себя, чтобы различать эти качества у других. Не случайно Пеликанос был самым старым и постоянным сотрудником Оскара.