— Ты бы согласилась его повторить?
— Что же… Да. Возможно. Но скорее всего, нет. Нет, Аквинат. Позволь мне быть до конца откровенной. Нет, я бы никогда не сделала этого снова.
Дверь с грохотом открылась. В комнату вошел Ульрих и что-то сказал по-немецки. Переводчик в наушниках включился между разговором по телевизору и репликой Ульриха. Приборчик не мог решить, когда следует привлечь внимание пользователя, и потому замолчал.
Майа выключила телевизор. Переводчик снова заработал. Он негромко попискивал, произнося отдельные слова.
— Надеюсь, что китайская еда придется тебе по вкусу, — обратился к ней Ульрих.
— Да, мне нравится китайская кухня.
— Так я и думал. Тут кусочки непонятно чего. Идеальное блюдо для калифорнийцев. — Он подал ей картонную коробку и палочки для еды.
Они уселись на холодном полу и принялись есть. Он осмотрел комнату.
—Ты передвинула вещи.
— Я прибралась.
— Какое же ты сокровище, — похвалил ее Ульрих, продолжая жевать.
— Почему ты хранишь весь этот хлам? Ты давно мог бы его продать.
— Это не так легко. Ты можешь продать батарейки. Для батареек всегда найдется покупатель. А остальной товар слишком опасен. Лучше подождать, пока выветрится запах.
— Ты и без того долго ждешь. Здесь уже все портится, пылится и полно мышей.
Ульрих пожал плечами.
— Мы собирались завести кошку, но здесь никто постоянно не живет.
— Зачем же вы грабите людей, если не хотите продавать украденное?
— Нет, мы продаем, мы продаем! — горячо возразил он. — Иметь при себе хоть немного денег никогда не помешает. — Он взмахнул палочками. — Но для нас это не главное. Не основной мотив. Мы просто хотим вывести из себя геронтократов, этих зарвавшихся буржуев.
— Понимаю, — иронически проговорила она.
— Деньги еще не все в жизни. Недавно мы с тобой занимались любовью, — торжествующе напомнил ей Ульрих, — почему же ты не попросила у меня денег?
— Не знаю. Видимо, я почувствовала, что этого не стоит делать.
— Может быть, тебе следовало попросить деньги. Ты нелегалка. Но я-то европейский гражданин! Они меня кормят, они дают мне кров, они дали мне образование, они даже развлекают меня, и все совершенно бесплатно! Они смогут подыскать мне какое-нибудь дело, полезное для жизни и здоровья, например прополку сорняков. Скажут, чтобы я рубил деревья, расчищал леса и тому подобную чушь. Я ворую не от голода, не для того, чтобы выжить. Я стал вором, потому что у меня взгляды другие.
— А почему ты не борешься с ними в открытую, если ты такой радикал?
— Я хочу бунтовать, чтобы им стало стыдно, чтобы они растерялись, а я бы ничем не рисковал и не тратил силы. Так что грабить туристов — отличный способ.
Майа доела свой китайский протеин и поглядела на Ульриха.
— Не думаю, что ты на самом деле так думаешь, Ульрих. По-моему, ты крадешь, потому что ты одержимый. И еще мне кажется, что ты нагромоздил этот хлам, потому что не в силах расстаться ни с одним из этих трофеев.
Ульрих бросил палочки в картонную коробку. На его загорелой молодой шее выступили пятна.
— Ты очень проницательна, моя дорогая. То же самое мне скажет школьный психолог. И что же?
— А то, что все это, может быть, и неплохо, но мне это не нравится. Вот что!
Ульрих скрестил руки:
— А что тебе надо, моя мышка?
—Туфли получше, — процитировала она. — Контактные линзы. Кредитные карточки. Парики. Пудру. Хоть какой-то немецкий. Карту города. Еду. Воду. Хорошую теплую постель.
— У тебя отличная память, — подмигнул ей Ульрих.
— Когда речь идет о том, что случилось совсем недавно, — уточнила она. — И еще я не отказалась бы от фальшивого ID.
— О подделке ID и думать забудь, — пробурчал он. — Наши ищейки давным-давно справились с фальшивками. Ты с большим успехом сумеешь подделать Луну.
— Но мы можем распродать этот ненужный хлам и что-нибудь за него получить.
— Возможно. Наверное, — сказал он по-английски. — Ты меня дразнишь. Ты говорила о своих великих планах. До того, как мы стали любовниками.
Она ничего не ответила. Майю растрогало, что он назвал их «любовниками». Его слова свидетельствовали о юношеской готовности к самопожертвованию, и она решила больше с ним не хитрить, хотя это не составило бы никакого труда.
Она методично жевала. Ее выразительное молчание, казалось, проедало Ульриха насквозь, словно капли кислоты.
— Ладно, я подумаю и попытаюсь это продать, — успокоил ее Ульрих, явно понимая, что лжет. — Есть кое-какие способы, можно будет попробовать. Хорошие способы. Интересные. Но все это нелегко. И рискованно.
— Позволь мне тоже рискнуть, — тотчас подхватила она, сразив его наповал этим заявлением. — Зачем тебе рисковать? Это недостойно тебя. Я вижу тебя в замечательной роли безымянного вдохновителя преступления. Европейский сумасшедший преступный гений. Ты когда-нибудь смотрел фильм «Доктор Мабузе-игрок»?
— О чем ты бормочешь, черт побери?
— Это очень просто, Ульрих. Я хочу рискнуть. Я люблю риск. Я живу ради риска.
— Это замечательно, — отозвался Ульрих. И загрустил.
Она провела в Мунхене два дня, проехала в метро по украденному билету, познакомилась с городом. Больше всего ей понравился район в нижней части Мунхена под названием Виктуалиенмаркт. Когда-то, в давние времена, там находился большой рынок, но он давно превратился в торговые ряды для детей и туристов, и покупатели, как правило, расплачивались там наличными. Вокруг по-прежнему торговали кое-какой едой, вроде встречающихся на каждом шагу знаменитых мунхенских белых сосисок, но они были главным образом местной достопримечательностью для туристов.
Город заворожил Майю. Она обмирала при виде хорошей косметики. Майа попыталась воспользоваться старой густой массой — не то крем, не то крем-пудра, — обнаруженной в краденных Ульрихом сумках, в одной даже нашла скверный дешевый парик. Но все это не было ей к лицу. Ей нужно было самой принимать решения, выбирать то, что больше ей шло, — более яркие, вызывающие, энергичные тона. В Виктуалиенмаркт ей попалось на глаза множество уличных торговых палаток с неизвестной немецкой косметикой. Она продавалась за наличные. Губная помада — mit lichtreflektierend Farbpigmente.Оченьmodeanziegen. О so frivol! Radikates Lifting und Intensivpeetings. Der Kampf mit dem Spiegel. 0 so femini! Schonheits-coctail, die beruhigende Feuchtigkeigkeitscreme. Revitalisirende! Die Wissenschaft der Zukunft! Die Eleganze die neue Diva!
Fur den Kopper, для тела, eau essentielle, le parfum. Духи были чудодейственным средством. Ей был знаком аромат настоящих французских духов, когда-то шестьдесят лет назад по особому случаю, для вечеринки, она воспользовалась ими. Припомнившийся запах потряс ее, радость от узнавания буквально ошеломила. Она чуть сумку не выронила. Elixier des Lebens! Некоторые флаконы она сфотографировала. И сумела украсть одну коробочку.