— Я никогда не спала с таким немытым типом, — машинально ответила Майа.
— К тому же женщины под лакримогеном очень бестактные, — заметил Курт. Он повернулся, гамак заскрипел под тяжестью его тела.
Все помолчали. Наконец Антонио снова взял книгу и стал читать вслух.
— Я скажу вам по секрету… — прошептала Бретт Майе.
— О чем ты?
— Давайте ляжем.
Они снова вдвоем улеглись в гамаке. Бретт обняла Майю за шею обеими руками и поглядела ей в глаза. Обе ощущали столь сильную боль, что этот жест мог только утешить. Они напоминали двух человек, в обнимку выползающих из горящего автомобиля.
— Я никогда не собиралась этого делать, — призналась Бретт. Слеза медленно покатилась по ее носу и упала Майе на щеку. — Я хочу заниматься одеждой, и ничем больше. Но я никогда не буду ею заниматься. И никогда не добьюсь успеха, такого, как Джанкарло Виетти. Ему сто двадцать лет. И обо всем, что он создал, полно отзывов в каждом архиве, в любой книге. У него уже семьдесят пять лет как есть свой модный дом. Он мультимиллионер, на него работает уйма народа. Просто целая армия. У него есть все, и он намерен навсегда сохранить свое положение. Бросать ему вызов, соперничать с ним просто бессмысленно.
— Но он когда-нибудь умрет, — возразила Майа.
— Разумеется. Может быть. Но к тому времени мне самой стукнет девяносто. И у меня нет возможности нормально жить до девяноста лет. Виетти начал молодым, у него огромный опыт, он останется мировой знаменитостью до скончания дней своих, как был ею целый век. А у меня такого опыта никогда не будет. Если я и доживу до девяноста, то превращусь в мумию какую-нибудь.
— Если он не позволяет тебе играть на его территории, тебе нужно создать свое дело.
— Так говорят все энергичные люди, но старики нам не позволяют. Мы не получили от них ничего, кроме детской песочницы. Они не дадут нам ни настоящих денег, ни истинной власти, ни каких-либо реальных шансов. — Она судорожно вздохнула. — И это самое худшее. Даже если мы что-нибудь сделаем, то не сможем с ними соперничать. В сравнении с геронтократами мы не имеем цены, не обладаем вкусом, мы глупые, никчемные дилетанты. Я могу быть самой энергичной девушкой в мире, и все равно останусь маленькой девочкой. Геронтократы перекрывают все, как лед на озере. Мы на дне, и так глубоко, что никогда не увидим дневного света. А когда настанет наша пора, мы будем такими старыми, что превратимся в немых замороженных рыб, куда хуже, чем Виетти, в тысячу раз хуже. И тогда весь мир скроется подо льдом.
Она горько зарыдала.
Курт снова сел. На этот раз он был рассержен.
— Что ты себе позволяешь? Кто тебя сюда звал? Если ты не можешь взять себя в руки, то проваливай отсюда!
— Вот почему я люблю наркоманов! — пронзительно вскрикнула Бретт и села, с красным от слез лицом. — Потому что они идут туда, куда ни за что не пойдут геронтократы. Уйти в мир своих фантазий и умереть! Посмотрите на все это! Вот так выглядит весь мир, когда вам не разрешают жить!
— Да, о'кей, и довольно, — согласился Антонио, аккуратно положив книгу корешком вниз. — Курт, гони отсюда эту маленькую идиотку. Вышвырни ее на улицу, Курт.
— Вот ты сам и вышвырни, — отозвался Курт. — Ты же ее сюда привел.
В ванной внезапно раздался страшный взрыв. Сильной взрывной волной дверь широко распахнуло, едва не сорвав с петель.
Все застыли от изумления. Послышалось бульканье, а затем новый ужасный взрыв. Сточные воды фонтаном вырвались из туалета, взметнувшись к потолку. Заржавевшие болты затрещали, раковина подпрыгнула на своей бетонированной подставке и провалилась. Из потока воды выступила сверкающая машина, сотни ее ножек конвульсивно дергались, оторвавшись от сточной трубы. Ее объемистую металлическую голову покрывали мокрые пучки щетины и пятна химических сенсоров. Машина протиснулась в дверь на своих толстых когтистых лапах, а ее задние отверстия стали выплевывать белую химическую пену.
Машина прогнулась своей плоской страшной спиной и заревела, как монстр.
— Не бегите, не бегите! — закричал Курт. — Они накажут вас еще сильнее, если вы побежите.
Но все, конечно, бросились бежать вверх по лестнице, словно стая перепуганных бабуинов.
Майа побежала вместе со всеми, вырвавшись из клубов пара и ошметков пены на сырую прохладную улицу. Спохватившись, она бросилась назад.
Она схватила свой рюкзак и увидела рядом с собой водопроводный регулятор, заваленный огромнымкомом пены. Он повернулся и уставился на нее своими глазами-камерами, вспыхивая красными сигнальными огнями. А потом злобно что-то сказал по-итальянски. Майа ринулась прочь.
Она добралась до отеля часов в пять утра. Крапал мелкий дождик, стало еще более туманно и сыро.
Майа плелась до отеля, ноги едва тащили ее. Хорошо было бы отправиться в более надежное место, но она устала искать себе пристанище. Хотя, пока она брела по улице, а потом ехала в пустом троллейбусе, у нее возник кое-какой план.
Она хотела дождаться, когда проснется Новак, и откровенно ему во всем признаться. Может быть, он сможет преодолеть свое отвращение, возьмет себя в руки и пожалеет ее. Может быть, он даже простит ее. Ну а если нет, то у него есть шанс дать ей свободу. Тем самым он накажет самого себя.
Полицейские в Праге показались ей довольно странными, и, может быть, они обойдутся с ней поласковее, чем полицейские в Риме, ищейки в Мунхене или в Сан-Франциско. Она ведь стольким обязана Новаку, она должна рассказать ему правду. Рассказать старику все как есть, ведь это она осмелилась вторгнуться в его жизнь.
Майа села в баре на стул, он, казалось, начал под ней вращаться. На мгновение все вокруг помутилось и завертелось каруселью. До нее вдруг дошло, что она весь день ничего не ела. У нее не было случая перекусить.
В баре было пусто. Из подсобки вышел бармен. Непонятно, почему он появился здесь в пять утра, какая муха его укусила? Он задумчиво прошелся и, казалось, был готов исполнить любую просьбу. Бармен был красивый, с хорошей фигурой и вообще во всех отношениях лучше ее. Здесь служили вышколенные и приятные люди. Сорокалетние ребята, прилежно обслуживающие богачей.
— Синьорина?
— Мне нужно что-нибудь выпить, — слабо проговорила Майа.
Бармен вежливо улыбнулся:
— У вас что-то случилось, синьорина? Была неудачная ночь? Я могу предложить вам кофе с триацилглицеролом.
— Великолепно. Можно двойной. И пожалуйста, вместе с гущей.
Он принес ей чашку, наполненную до краев, и еще небольшой бокал с тоником на протеиновой основе и вазочку с чем-то вкусным. Первый проглоченный кусок немедленно ударил по обмену веществ так, что она чуть не потеряла сознание. Понемногу Майа согрелась от питья и еды и почувствовала, как кровь забурлила в ее жилах.
Не опустошив и половины бокала, она пришла в себя. Выпрямилась на стуле. Перестала дрожать, сняла туфли. Бармен тактично отошел в конец стойки. И вместе с роботом привычно занялся составлением меню.