– Пока дышит, – раздался в наушнике веселый голос.
Муба повертел в нижних руках табличку, задумчиво изучая печати, затем вернул ее Кортесу и вздохнул:
– Все в порядке, Лека, это проверка. Их наняли Великие Дома.
Наемник слегка расслабился.
Хван отключил передатчик, отдал табличку Кортесу и, присев на корточки, заботливо поправил стебель, к которому прикасался наемник.
– А что, Великие Дома перестали нам доверять? – В голосе Мубы звучала легкая досада.
– Рядовая проверка, – пожал плечами Кортес.
– А почему прислали вас?
– Сантьяга сказал, что мага вы засечете еще в аэропорту.
– Правильно сказал, – пробурчал Муба. – А вас засекли, когда вы речку форсировали. Это рубеж.
– А что сразу не взяли?
Не то чтобы Кортесу было трудно пробежать лишние двадцать километров, но все-таки…
– Были бы вы туристы – взяли бы сразу, – зевнул хван. – Но мы вас опознали, и Нера сказал: надо посмотреть, чего это наемников сюда занесло. Мы вычислили точку, где ты будешь выходить на плантацию, ребята развлекли тебя разговорами и ушли. А я остался.
Просто и ненавязчиво. В общем-то, Кортес и не ожидал ничего другого от своего вояжа, поэтому не сильно расстроился.
– А если бы мы сделали портал прямо на поле?
– Мы такие помехи ставим, – Муба снова зевнул, – что вас бы разорвало на выходе. Через портал сюда точно не добраться.
Он внимательно осмотрел один из стеблей, аккуратно срезал с него бутон, Кортес даже не успел заметить, откуда в нижней руке хвана появился нож, вскрыл его и протянул наемнику пару белых лепестков:
– Будешь?
– А челам можно?
– Если не злоупотреблять, то можно все, – подмигнул Муба. – По мозгам цветок тебе не даст, а лишнее напряжение снимет. Вроде легкого стимулятора. Только не жуй и не глотай сразу – пусть в слюне растворится.
Кортес положил на язык бархатистый лепесток и кивнул:
– Спасибо.
Складской комплекс компании
«ЦентрМедПереработка».
Москва, Проектируемый проезд,
1 августа, среда, 00.36
– Васильевич, справа, справа! – истерично заорал Витек, заметив выбегающего из коридора охранника.
Старик резко остановился, развернулся к противнику, и из его глаз вылетела короткая молния. Раздался пронзительный, полный боли крик, и охранник, так и не успевший поднять автомат, рухнул на пол. Его грудь была разворочена огненной стрелой.
– Какого ты орешь, скотина?! – рявкнул Васильевич на молодого. – Сам не мог стрельнуть?
– Я не успел, – плаксиво ответил Витек, стараясь не смотреть на обожженный труп.
– Не успел, твою …! – Старик презрительно сплюнул и прищурился. Его лишенные белков и зрачков глаза сияли агрессивным золотым светом. – Сопляк!
«Проклятый старикашка! Идиот! – Витек уныло вздохнул. – И черт меня дернул с вами связаться? Теперь все ляжем!»
Ведь все было так хорошо: бесплатная жратва, чистая одежда, халявная ханка. А то, что не выпускали никуда, – так это ерунда. Ну и что, что не выпускали? В КПЗ, что ли, никогда не сидели? Нет, Витек был положительно доволен своим существованием на фабрике. Пусть эти очкарики испытывают на нем свою химию. Пусть! Главное, что кормят и не бьют. А что на воле? Опять по вокзалам шакалить? Но Витек был одинок в своей радости. Хомяк, а особенно Васильевич упорно рвались на свободу и воспользовались первой же подвернувшейся возможностью. Вот и доигрались! Вырвались! И даже заблудились в бесконечных коридорах фабрики. Сначала беглецы держались вместе, но во время первой стычки с охраной Хомяк, отсеченный автоматными очередями, скрылся в каком-то боковом коридоре, и теперь их было только двое.
Витек злобно посмотрел на сутулую спину старика.
«А может, того, замочить его и сдаться? Может, тогда не убьют?»
Внутри молодого человека, словно услышав его желание, забурлила мощная неведомая сила. Каждая клеточка организма завибрировала, готовясь отдать часть энергии, а перед глазами поплыла тончайшая золотистая пелена.
«Хочу огненный шар!»
Витек видел, как такую штуку делал Хомяк. Круглый, пылающий, размером с футбольный мяч, шар взрывался с оглушительным грохотом, сметая все на своем пути. Как граната. Молодой человек был уверен, что сможет повторить этот фокус – глаза ведь у него тоже стали золотыми, как и у сокамерников.
«Взорву ему голову! – решил Витек, с ненавистью глядя в спину старика. – И сдамся!»
Молодой человек остановился и, чувствуя, как откуда-то из глубин организма начинают подниматься плотные золотые волны, протянул вперед руки. Между пальцами озорно запрыгали огненные искорки, быстро слипающиеся в пылающий шар. Его горячее дыхание обжигало лицо Витька, но при этом руки, как ни странно, не чувствовали огня. Не чувствовали ничего, кроме потоков энергии, вылетающих прямо через кожу.
«Все, – решил молодой, когда огненный шар достиг размеров гандбольного мяча. – В голову!»
Пылающий снаряд с визгом слетел с его рук и устремился к Васильевичу, но в этот момент из дверей пожарной лестницы в коридор вынырнули два рослых охранника, и старик резко пригнулся:
– Шухер!
Витек, на губах которого еще играла кривая ухмылка, с ужасом увидел, как созданный им шар взрывается прямо между автоматчиками, превращая их головы в разбитые вазы, фонтанирующие кровью и мозгами.
«Пропал!»
– Молодец, Витек!
Васильевич, так и не догадавшись, какая опасность ему угрожала, упрямо пошел по коридору, туда, где, по расчетам беглецов, должна была находиться дверь на улицу, а Витек, скривившись, свернул в первый же попавшийся проход.
Молодой бродяга не хотел покидать фабрику, не желал расставаться с теплой камерой и бесплатной едой, не хотел возвращаться на вокзалы и помойки. Он очень хотел договориться, хотел объяснить, что не виноват в случившемся, что…
Когда пуля, выпущенная перепуганным охранником, пробила его голову, на лице Витька застыло выражение безмерного удивления.
Остались позади крики и выстрелы, испуганные лица и удивленно вытаращенные глаза, и, самое главное, остались позади трупы.
Сколько?
Хомяк не помнил точно. Возможно, четверо, а скорее всего – шестеро. Насчет четверых он был уверен: трое погибли, когда в комнате взорвался огненный шар, а последнего, того, что хотел прыгнуть в окно, прикончил Васильевич. Пустил в него молнию из глаз. Но это произошло в самом начале побега, когда они только вырвались из камеры и искали выход на улицу. Дальше все было как в тумане: стрельба, вопли ярости, вопли боли и плотный автоматный огонь, который заставил беглецов разделиться.