— Орки вроде отбились, — говорил тяжело дышащий Большак. — Бои опять начались, ставки, зрители… Пиндос бы и отступился, но Галат не таков. Он решил: не мне — значит, никому. И устроил им подлянку напоследок. Не знаю как, но взорвал двух самых известных бойцов прямо во время боя.
Мы сбежали уже к нижним рядам, и здесь я увидел, что часть зрительских лавок проломлена, а на полу в тумане лежат камни — шрапнель, разлетевшаяся от взрыва.
— Народу тогда зашибло много, остальные перепугались, и пришлось оркам закрываться. Все равно ремонт тут надо делать…
В верхней части амфитеатра возникло несколько фигур. Я остановился между развороченной решеткой и проходом к нижнему, служебному ярусу.
— Большак, а вольеры еще есть? Для этих, для… располовиненных?
Он подтвердил:
— Есть. Должны быть. Но и сторож там должен быть.
Фигуры быстро спускались, взбаламучивая волны серого тумана, которые стекали вниз. Хлопнув Дитена по спине, я ринулся в проход.
Сторожа не оказалось — может, он заходил сюда только для кормежки, а может, отлучился куда. В дальнем конце служебного яруса путь ко второму проходу, через который можно было выбраться из Капища, преграждало несколько стоящих рядом клеток разного размера. Здесь сидели «звериные» половины тандемов — пара медведей, альфин с подрезанными крыльями, старая лярва, здоровенная собакоголовая обезьяна и еще парочка экзотических тварей с континента Полумесяца. «Тела», чьи «головы» умерли от старости или погибли. Теперь они не способны были ни драться, следуя тем немногочисленным правилам, которые поддерживались на арене, ни вернуться к естественной дикой жизни.
Когда мы влетели в помещение с клетками, некоторые обитатели подняли головы, а собакоголовая обезьяна вдруг с визгом бросилась на прутья и принялась трясти, вцепившись в них всеми четырьмя лапами. Я выбрал самую низкую клетку, с разбега взобрался на нее и, повернувшись, протянул руку Большаку.
В коридоре, через который мы вбежали сюда, появились фигуры. Со свистом мимо пролетела стрела, цокнула по прутьям и упала. Я до пояса свесился с клетки, отодвинул засов и толкнул дверцу.
И сразу же перепрыгнул на соседнюю клетку — ту, что с обезьяной. Она затявкала, подняв голову и глядя на меня сквозь прутья маленькими злобными глазками, принялась бить себя в грудь. Я проделал то же самое со вторым засовом, и тут преследователи толпой вбежали в зал. Свистнуло сразу несколько стрел, но я уже был на следующей клетке и открывал ее.
Одна стрела вонзилась обезьяне в живот. Опустившись на четвереньки, та с громким тявканьем выкатилась наружу. Из другой клетки длинными скачками вылетел лесной медведь, весь покрытый комками свалявшейся коричневой шерсти, встал на задние лапы и взмахнул передними, сбив с ног сразу нескольких эльфов.
Сбоку коротко вскрикнул Большак, я посмотрел туда. Он провалился одной ногой между прутьями и теперь лихорадочно пытался выбраться — внизу, в распахнутой клетке, бесновался кенг.
Я побежал к Дитену, на ходу выхватывая саблю. Один из эльфов попытался вспрыгнуть на клетку, но я пнул его каблуком в лоб и отправил обратно, прямо в объятия обезьяны.
Большак высвободил ногу, лег плашмя и пополз по прутьям. Кенг, успевший подпрыгнуть и чуть было не отхвативший клыками его ступню, оттолкнулся мощными задними лапами, выскочил наружу и с шипением развернулся. Я вцепился в волосы Большака свободной рукой и стал пятиться, волоча его к другому краю клетки. Кенг прыгнул.
Из всех здешних зверей, он один мог совершить такой прыжок. Я успел заметить прижатые к груди верхние лапы с длинными когтями, узкие змеиные глаза, оскаленную пасть, и тут он меня сшиб. Сабля вылетела из моей руки и упала на прутья, мы с кенгом рухнули в узкое пространство между клетками и стеной. Кенг зашипел, разевая пасть, прямо над собой я увидел тонкий раздвоенный язык, когти-стилеты… Голова кенга резко опустилась, словно он пытался клюнуть меня, и сверху кубарем скатился Большак. Тело зверя обмякло, он распластался, придавив меня к полу.
Из его шеи торчала рукоять сабли, лезвие до половины вошло в тело.
Слыша крики и рычание, я выбрался из-под кенга и вскочил. Два эльфа пытались перелезть через клетки, но обезьяна, подскочив, схватила их за ноги и утянула обратно. Остальные преследователи все еще находились на другой стороне и дрались со зверями. Я отвернулся от них, увидел спину Большака, вбегающего в проход, выдернул из мертвого тела саблю и помчался следом.
2
Пихнув Большака под задницу так, что он выскочил из отверстия и упал где-то в стороне, я выставил голову наружу.
И увидел вокруг себя лица — испуганные и удивленные. Большак дрыгал ногами в куче перевернутых кастрюль и пытался встать.
Я медленно повернул голову, осмотрел окружающее и вылез.
Это была большая кухня, и рядом стояли: две эльфийки, женщина, три юные оркицы и усатый тощий мужик. Поверх обычной одежды на всех — фартуки.
Тощий мужик, меланхолично разглядывая нас с Большаком, поднял со стола тесак с очень длинным, заляпанным кровью лезвием и произнес:
— Ну, кого первого на бифштекс?
Дитен, наконец разобравшийся с кастрюлями, вскочил и заорал на него:
— Ты, хрен с усами, да ты знаешь, кто мы такие?!
Все остальные попятились, а одна из эльфиек споткнулась и с перепугу уселась задом в ведро с помоями. Но на мужика — старшего, как я понял, повара — это особого впечатления не произвело. Он подбросил тесак так, что тот крутанулся в воздухе, поймал за рукоять и шагнул к нам.
Подняв руки в примиряющем жесте, я сказал усачу:
— Эй, паря, погодь. Ты видишь — у меня сабли… — Отведя руку за спину, я дотронулся до торчащей за плечом рукояти. — И ты видишь — я здоровый. Здоровее тебя, да? Почем ты знаешь, этими саблями я умею махать или нет? Вдруг умею? Так что ты подумай вначале. Может, по-другому надо?
— Это как — по-другому? — проворчал он, но тесак опустил. — Когда два хмыря, все в дерьме и ржавчине, лезут из старого стока и крушат посуду? В губы их, что ли, целовать? Вы кто такие?
— Не твое дело, — ответил я. — Тем более что он сейчас посуду на место поставит, и все будет путем. Скажи только, мы попали в…
— «Облако», красавец.
При звуках этого голоса Большак, уже начавший ставить кастрюли горкой, подскочил так, что они вновь со звоном рассыпались. Я медленно повернулся и глянул на зеленую троллиху, всю в пупырышках, с круглыми и большими как блюдца глазами. Одета она была в кожаный комбинезон и фуфайку с закатанными до локтей рукавами. Завитые волосы крупными колечками торчали во все стороны и свешивались на ее удивительные глаза, и в каждом из них, как в днище отполированной до зеркального блеска миски, отражались кухня и наши перевернутые вверх ногами фигуры.
— Чего стали?! — рявкнула она так зычно, что молодых оркиц как ветром сдуло, а эльфийки, похватав ведра и тряпки, прыснули к дверям.