Звонарев собрался с духом.
– Александр Макарович, я хотел бы попросить вас перед началом разговора включить «глушилку». Поверьте, это действительно необходимо!
Каперанг удивленно взглянул на него. Естественно, личные покои командира практически на всех кораблях флота – за исключением разве что самых малых, – были оборудованы аппаратурой защиты от прослушивания. Но на практике она применялась весьма редко – безумцев, решившихся на столь отчаянный поступок, как шпионаж за «первым после бога», в случае разоблачения гарантированно ждал или военный трибунал с неизбежным смертным приговором, или «несчастный случай», если излишне любопытный принадлежал к СБ и пытался прикрыться служебным положением – флот рьяно стоял на защите своих прав, дарованных еще первым Императором. По крайней мере, так было до недавнего времени…
– Хм. – Надежин вгляделся в сосредоточенное лицо Звонарева, его лихорадочно блестевшие глаза, немного подумал и нехотя протянул руку к консоли. Несколько мягких прикосновений к клавишам, и Егор почувствовал, как защипало кожу – первый признак того, что он находится в радиусе действия поля «белого шума». – Слушаю, – сухо повторил командир.
– Как вы помните, господин капитан первого ранга, незадолго до выхода на перехват «незабудок» меня направили на Лазарус с целью получения необходимого для ремонта оборудования, – начал Егор.
– Издеваетесь, Звонарев? – с хищным интересом перебил его Надежин. – С каких это пор я должен помнить о таких мелочах? Этим у нас занимается милейший Александр Юрьевич! Или мне следует разъяснить вам функции командира?
Егор покраснел. Каперанг, разумеется, был стопроцентно прав – как гласила старинная флотская мудрость: «Командир живет для боя, а для всего остального есть старший офицер!»
– Простите, Александр Макарович! Конечно, вы правы. Просто… дело, которое заставило меня добиваться приема, непосредственно связано именно с этой командировкой, и я… Я хотел… – смешался Егор.
– Хватит соплей! Отставить! – бесцеремонно оборвал его жалкий лепет командир. – Вы боевой офицер или кисейная барышня? Извольте излагать свои мысли четко и по существу!.. Господи, а я еще подписал на него представление на кап-три и на «Владимира»… Куда только мы катимся? – Надежин сокрушенно покачал головой и обратил вверх мученический взгляд.
– Есть отставить! – встрепенулся Звонарев. Властный, уверенный тон каперанга заставил его встряхнуться. – Разрешить доложить? – Надежин благодушно кивнул. – Дело в том, Александр Макарович, что на Лазарусе произошло следующее…
Егор, окончательно собравшись с мыслями, изложил недавние события на планете, постаравшись не упустить ни одной важной детали. Это не заняло у него много времени – Звонарев нарочно не стал сбиваться на свои мысли по поводу произошедшего, решив ограничиться простой констатацией фактов. Ведь он, собственно, и пришел сюда затем, чтобы получить совет и поддержку человека, обладающего колоссальным опытом и знаниями всех потаенных, закулисных течений внутри самых влиятельных кругов Империи. Фамилия Надежиных являлась одной из первых при дворе, ее представителей можно было встретить и в главных штабах армии и флота, и в важных кабинетах наиболее значимых министерств. По сути, это был целый клан, ревностно следивший за тем, чтобы его виртуальные акции могущества котировались на негласной бирже власти очень и очень высоко. Но, самое главное, любой из представителей этой фамилии всегда стоял горой за людей, которых он считал принадлежащими к его «команде». Это был, если хотите, один из основополагающих принципов рода. И Егор сейчас отчаянно надеялся на то, что и он является для каперанга как раз таким «своим».
– Та-ак! – протянул командир, когда Звонарев окончил свой невеселый рассказ. Голос каперанга был обманчиво ласков и тих, но Егор с восторженным ужасом отметил, что Александр Маркович едва сдерживается. – Та-ак! Вот оно, значит, куда дело повернулось! А я-то, старый дурак, решил, что дядюшка мне об обычной мышиной подковерной возне толкует!.. Говоришь, твоих родителей в государственные преступники записали?! – Звонарев отчаянно закивал, решив не заострять внимания на том факте, что командир перешел в общении с ним на «ты». – Чудесно! Просто роскошно! Это Владимира Петровича-то!.. Нет, это уже переходит все границы – я сейчас же, слышишь, сейчас же свяжусь с губернатором и узнаю, что за хрень творится на Лазарусе! Это ж надо такое придумать!.. Да я сейчас Императору такую петицию отправлю! Да я… Хотя погоди, сделаем так, – спохватился Надежин. Вспышка гнева, вызванная неожиданной новостью, угасла в нем так же стремительно, как началась, и каперанг вновь превратился в прежнего холодного, просчитывающего все до самых мельчайших деталей офицера, политика и вельможу. – Ты сейчас иди к себе в каюту и обожди там… или погуляй где-нибудь в пределах корабля – в своем посту поскучай, что ли, а я пока сделаю пару звоночков… – Александр Макарович задумчиво прищурился, напряженно размышляя о чем-то, и Егору очень захотелось поверить, что командир вытащит его родных из беды…
Сигнал вызова прозвучал, когда Егор без сил упал на койку, устав метаться по каюте загнанным зверем. Нет, сначала-то он, как и велел командир, отправился на свое рабочее место, но быстро понял, что в теперешнем состоянии только мешает дежурной вахте, и предпочел уйти. При звуках негромкой трели коммуникатора он резко сел и торопливо нажал на кнопку. Трехмерный экранчик развернулся, открывая взгляду нахмуренное лицо командира. Звонарев с холодной обреченностью, разорвавшей, казалось, душу напополам, мгновенно понял, что новости будут неутешительными.
– Зайдите, – коротко бросил Надежин и тут же отключился, не вдаваясь в подробности. Егор, застегнув непослушными пальцами верхние пуговицы кителя, торопливо шагнул за порог.
Каперанг ждал его стоя. Он настойчиво избегал встречаться с ним взглядом, и Звонарев, устав от тяжелого молчания, сам попросил:
– Да вы говорите, как есть, Александр Макарович, лучше уж сразу…
Надежин поднял голову и глухо произнес:
– Да, наверное, ты прав. Что ж, не буду тянуть кота за одно место, все равно не поможет. Крепись, сынок, твой отец, Владимир Петрович Звонарев казнен два дня назад по приговору военного трибунала!
Егор даже не сразу понял, о чем говорит командир. Слова его были настолько нелепы и бессмысленны, что просто не укладывались в голове – ну что за блажь, право, нести такую чушь? Ведь речь идет не о ком-нибудь, а об отце! Его родном отце! Какой еще военный трибунал?! Какая казнь?.. КАЗНЬ?!!
Очнулся Звонарев от резкого, противного запаха нашатыря – слабо оттолкнул чью-то руку, настойчиво совавшую ему под нос ватку, и постарался сфокусировать взгляд. Он полулежал в кресле, а роль медбрата при нем исполнял не кто-нибудь, а сам командир крейсера!
– Ну, слава богу, очнулся! Ну и напугал же ты меня, сынок, – стоял-стоял, и вдруг на пол бух, и готов – лежит и не дышит почти! – неловко проговорил Надежин. – Ты уж прости меня, Егор, за дурную весть…
И Звонарев с ужасом вспомнил все, что он услышал, прежде чем потерял сознание. Все, что хотел бы забыть как дурной сон! Глаза предательски защипало, а очертания предметов вдруг стали расплывчатыми. Он отвернулся, уткнулся лицом в мягкую обивку кресла и тяжело заплакал.