Алексей медленно опустил руку с зажатым пистолетом и вышел из-за скрывавшей его стены. Конечно, будь капитан магом поопытнее, ничего подобного он бы не сделал, зная, сколь легко может искушенный в фантомной магии чародей создать любую, даже самую достоверную, иллюзию. Но Алексей, при всех его немыслимых способностях в управлении Изначальной Силой, магом, как таковым, не был и быть не мог. Да и о фантомной магии, честно говоря, просто не знал. Впрочем, в данной ситуации он не ошибся — стоящий перед ним человек ни фантомом, ни мороком не был.
Отец подошел ближе, стоя теперь прямо напротив капитана. На нем была все та же выгоревшая на солнце полевая форма-«афганка», перепоясанная офицерской портупеей, которую запомнил Алексей. На груди, рядом с гвардейским значком, отблескивал вишневой эмалью новенький орден Красной Звезды, полученный за прошлую «командировку» в состав ограниченного контингента. У капитана тоскливо заныло сердце: все было в точности, как тогда, во время их последней встречи семнадцать лет назад. Та же форма, те же, еще не запыленные пылью афганских перевалов, десантные берцы, то же гладко выбритое, загоревшее до черноты лицо… даже запах — смесь одеколона «Брянский лес» и болгарских сигарет «БТ» — был тем же самым…
Правда, тогда они — одиннадцатилетний Лешка («мой Лешик-ежик», как называл его отец) и улетающий в Афганистан командир разведроты — стояли не на улице невесть когда погибшего города, а на нагретых летним солнцем бетонных плитах военного аэродрома, и неподалеку уже готовился к взлету транспортный «Ил-76» с опущенной десантной аппарелью.
— Ну, давай, ежик, пора, — сказал тогда отец, протягивая сыну руку и серьезно, по-мужски пожимая детскую ладошку. Затем обнял и расцеловал заплаканную маму, что-то долго шептал ей на ухо и, неожиданно наклонившись, крепко прижал к себе Алексея. Мальчика обволокло его запахом, зацепившаяся козырьком форменная кепка упала на бетон, жесткие усы легонько щекотнули ухо: — Береги маму, сынок, не огорчай ее, учись хорошо, ладно? А мы скоро увидимся. Я обязательно вернусь, ежик, обещаю тебе! Слово офицера. Ну, все, пока, сыночек. — Обветренные губы коснулись щеки, и что-то тяжелое и угловатое опустилось в ладонь. — Я люблю вас, родные! — Отец подхватил упавшее кепи и, не оглядываясь, побежал к самолету. Обернулся он, лишь ступив на ребристый погрузочный пандус. И, подняв руку с зажатой в ней кепкой, прокричал, перекрывая гул запускаемых двигателей:
— Ждите, я обязательно вернусь! Обещаю!..
И вдруг громко, в голос, как не подобает плакать офицерской жене, зарыдала мама. Алексей тогда обнял ее и с не свойственной детям серьезностью сказал:
— Не плачь! Папа обещал вернуться. А он ведь никогда нас не обманывал, правда? Немедленно прекрати!
Мама замолчала, крепче прижимаясь к сыну, а Лешка, неожиданно кое-что вспомнив, разжал пальцы. На ладони лежал отцовский орден — красная пятиконечная звезда, в металлическом кружочке по центру — солдат в буденовке и с винтовкой.
Но отец не сдержал своего слова, и больше Алексей никогда его не видел. Потому что опущенный в могилу под залпы прощального салюта гроб отцом не был. Как не был им и тот цинковый ящик, что лежал под обшитой красным кумачом крышкой. Настоящий отец навсегда остался лишь в памяти Алексея; остался тем подтянутым загорелым офицером, что, не оглядываясь, бежал, отмахивая кепкой, к самолету.
И вот сейчас, спустя почти семнадцать лет, он вдруг выполнил свое давнее обещание и вернулся.
— Ну, здравствуй, ежик, — повторил отец, неожиданно протягивая руку. Внутренне замерев, Алексей коснулся его ладони — теплой, чуть шершавой, ЖИВОЙ ладони — и вздрогнул. Отец грустно и понимающе улыбнулся в ответ: — Не бойся, сынок, не надо бояться. Я ведь тебе кое-что обещал, помнишь? А разве я когда-то тебя обманывал? Вот мы и встретились… прости, что так поздно, но раньше мне было нельзя, понимаешь? Но я уже тогда знал, что так будет, что придет срок — и… Впрочем, ладно, давай где-нибудь присядем — разговор у нас будет долгим.
Пребывающий в прострации Алексей едва заметно кивнул, отступая в сторону и нелепым в данной ситуации жестом предлагая отцу войти в их временное убежище. Ободряюще улыбнувшись, отец хлопнул его по плечу, первым проходя внутрь. Спрятав ненужный более пистолет, капитан двинулся следом. Изначальный Поток, к которому он попытался было потянуться, по-прежнему был мертв — Алексей не чувствовал и малейшего следа магии.
— Садись, ежик, — приветствовал его появление отец, первым опускаясь на осыпавшиеся из окружающих стен камни. — Не мучайся, магии здесь сейчас нет, — разом расставляя все точки над сообщил он, с видимым наслаждением вытягивая ноги: — Никогда не думал, что настолько отвыкну от собственного тела! Устал…
Алексей молча уселся неподалеку от спящей эльфийки. Голова больше не кружилась, но с чего начинать разговор, он не знал. Яллаттан, похоже, было куда как проще: она попросту спала. Секунду поколебавшись, капитан взял с импровизированного стола фляжку и предложил:
— Выпьешь… папа?
Ответ нежданного гостя обескуражил, оказавшись вовсе не таким, какого на самом деле ожидал Алексей:
— Выпью, сынок, отчего ж не выпить? И не удивляйся, ты все равно не поймешь, что это такое — снова стать живым. Да и вообще — рано я от тебя ушел, ежик, не посидел с сыном за бутылочкой, не поговорил по душам… извини.
Алексей протянул глухо булькнувшую емкость. Кем бы ни был его нынешний собеседник, пока что капитан чисто физически не мог ничего поделать со своей затянувшейся оторопью: его разум на удивление легко воспринял магию, но это… это оказалось уже слишком. Можно сколько угодно создавать магические Мечи и выходить победителем из явно проигрышных поединков, но встретить собственного отца, на могиле которого была выпита с боевыми товарищами не одна стопка водки… извините, нет! В конце концов, всему есть какой-то предел!..
Отец же, как ни в чем не бывало приняв из рук сына фляжку, сделал глоток и, крякнув, со свистом втянул носом воздух:
— Эх, пробирает… отвык…
Капитан кивнул отцу и молча поднес флягу к губам. Обжигающая жидкость скользнула по горлу, словно обыкновенная вода: рвущие душу эмоции оказались куда сильнее спирта.
— Успокойся, сынок, это именно я. Ты уже и так очень многое узнал за эти два дня, узнал гораздо больше, чем мне бы того хотелось, но… обратной дороги нет. И времени уже тоже нет. Этот мир… на самом-то деле, дело не только в том, чтобы спасти его, ставка гораздо выше, сынок. Намного выше, иначе я… иначе меня никогда бы не отпустили к тебе. Теперь ты готов слушать? Или сначала хочешь получить ответы на свои незаданные вопросы?
— Вопросы… — хриплым не то от волнения, не то все-таки из-за обожженного спиртом горла ответил Алексей.
— Хорошо, — кивнул, соглашаясь, отец, — можешь ничего не говорить, я знаю, что ты хочешь узнать. Итак, я — не самообман твоего сознания и не сон, я именно тот, кого ты перед собой видишь. Твой отец. Правда, опоздавший на семнадцать лет, но все же выполнивший свое обещание.