— Ну-у... насчет войн и прочего я и сам с вами соглашусь, но при чем тут религия? По-моему, времена инквизиции давно прошли, и в современном мире наука и религия вполне уживаются и не мешают друг другу. А если говорить, к примеру, о том же клонировании, то большая часть моих коллег-врачей категорически против этого весьма экстравагантного способа продолжения рода.
— Так ты еще и врач?! — Брови собеседника удивлённо приподнялись. — Да, тогда неудивительно... твоё поведение днем. Бессмысленная специальность, основанная на извечном желании вернуть утерянное и изменить то, что менять не следует. Впрочем, ладно. А религия... Духовность и вера в иррациональное — это то, от чего мы отказались в первую очередь. — Увидев, что Игорь готов возразить, он предостерегающе поднял руку. — Ты хочешь доказательств? Пожалуйста: рискуя получить пулю, ты пытался спасти жизнь человеку, стрелявшему в тебя и собиравшемуся убить. Или вот еще: вы в моем плену только потому, что пришли спасать своих друзей. Пришли, зная, что я буду вас ждать; зная, что попадете в ловушку. Это ли не тупик, это ли поведение, достойное истинного разума?! В прошлый раз ты перехитрил меня. Не знаю как, но перехитрил, еще и товарища вытащил. Так зачем же вы вернулись, зачем рискуете сейчас? Ведь, согласись, ты допускаешь, что не сможешь вернуться? Зачем?!
— Кроме науки, разума и прогресса, есть и еще кое-что, — тихо сказал Игорь, глядя Верховному прямо в глаза. — Может, для кого-то это и пустяк, но оно есть. Например, вера. Или душа.
— Душа?! — непонятно почему взъярился собеседник — даже в кресле приподнялся. — А ты ее видел? Трогал? Свою душу? Ты видел того, в кого веришь, доктор? — последнее прозвучало уже как ругательство.
— Не все в мире можно измерить и потрогать, и я удивлен, что такая высокоразвитая цивилизация, как ваша, этого не знает. А насчет Того, в Кого я верю... я видел Его дела! — говоря это, Игорь нисколько не кривил душой. Несмотря на род своих занятий, он считал себя по-настоящему верующим человеком. И, каждый день соприкасаясь с человеческим страданием, болью и кровью, он тем не менее так и не огрубел настолько, чтобы не видеть примеров необъяснимого излечения там, где оказывался бессилен даже скальпель хирурга.
— Тупик... — неожиданно успокоившись, равнодушно констатировал собеседник, продолжая буравить доктора исполненным непонятного сожаления взглядом. — Вот об этом я и говорю. Вы противоположны и двойственны. Готовы покорять Пространство и Время, но продолжаете верить в сказки. Глупцы!..
— Боюсь, что нет. — Игорь с усмешкой смерил местного фюрера взглядом в ответ. — Можем поспорить, что вскоре мы уйдем отсюда вчетвером. И хрена ты лысого нас остановишь... владыка! — неизвестно откуда пришедшее на ум звание было произнесено с уже более нескрываемым сарказмом.
Собеседник окончательно достал Игоря, который терпеть не мог вести с кем бы то ни было любые теологические споры. Он совершенно искренне считал, что Вера — слишком интимное понятие, чтобы выносить его на суд толпы.
— Что ж... — Так до сих пор и не представившийся им хозяин кабинета (или всего этого мира?) равнодушно пожал плечами. — Пусть будет так. Но я все-таки договорю. Считай, что мне просто так хочется... На правах хозяина! — с намеком подчеркнул он. — Итак, мы отказались от вашей тупиковой двойственности, от всего того, чего не можем понять, или того, что считаем пустым грузом... Мы — ростки Нового Человечества, свободного от ненужных и недоказуемых истин и догм. Мы не воюем, не растрачиваем себя на идиотские переживания, не устраиваем всепланетных катаклизмов... Мы просто живем и движемся вперед. Мы покорили Предел и, хотя этого еще никто не понял, по сути, властвуем во Вселенной. Нам осталось подождать совсем немного. Скоро в вашем мире откроют телепортацию, и никто уже не сумеет, изменив прошлое, изменить наше настоящее. Мы ждем, когда замкнется круг времени, и тогда мы, занимая мир за миром, очистим Вселенную от таких, как вы. Никакой войны, все вполне в рамках нашей философии. Ну а ваша Земля... Возможно, мы даже не тронем ее. Люди всегда любили устанавливать памятники — вот пусть она и станет памятником вашим бессмысленным метаниям между иррациональным и рациональным, между светом безграничного знания и тенью вашей... ограниченной веры!
Верховный окончил свой финальный монолог и с усмешкой окинул взглядом пленников: теперь Игорь уже не сомневался, что они именно пленники. И даже больше чем пленники. Как известно, слишком много знает лишь тот, кто скоро унесет оное знание в могилу.
— Как бы то ни было, но теперь ваша очередь. Можете верить во что угодно, но кое-что вы мне все-таки обещали!
— В отличие от вас я свои обещания... прикажите привести наших друзей. — Игорь едва сдержался, чтобы не рассмеяться в ответ на взгляд Андрея: похоже, товарищ воспринял сказанное словно отданный их пленителю приказ.
— Ага. Значит, я не зря не убил их сразу. Что ж, сходите сами и приведите, защитный экран на двери отключается со стороны коридора.
— Что?
— Только то, что слышали. Можете считать это небольшим испытанием вашей... гм... духовности. Шучу. Все проще, я ведь объяснил вам, что мы верим лишь в науку. Маленькая демонстрация силы. — Верховный коснулся крохотного пульта вместе с уже знакомым Игорю экраном вмонтированного в подлокотник кресла.
В следующий момент что-то изменилось — словно окружающий друзей воздух внезапно утратил свою привычную эфемерную суть и загустел, превращаясь в нечто, сравнимое по плотности сначала с целлофаном, затем — с резиной, мягким пластиком... бетоном! Каждого из товарищей теперь окружал неумолимо сжимающийся невидимый кокон, сквозь непробиваемую стену которого доносился чрезвычайно довольный эффектом голос:
— Всего лишь замкнутый сам на себя энергетический экран. Просто поле высокой напряженности, сжимаемое практически до бесконечности. На каждого из вас наведен индивидуальный контур, полностью контролируемый мной. При желании я могу уплотнить ваши тела настолько, что, когда разожмутся его смертельные объятия и высвободится вся накопленная сжатием энергия, произойдет небольшой взрыв — бум! Салют в честь чистой науки, дорогие гости!
Дышать становилось все труднее. Невидимая стена не только сдавливала грудную клетку, препятствуя новому вдоху, но и с каждой секундой все меньше и меньше пропускала внутрь воздуха. Перед глазами поплыли радужные круги и доносящиеся снаружи слова звучали теперь так, словно им приходилось проталкиваться сквозь какой-то звукопоглощающий материал. Игорь уже не знал, от чего он умрет быстрее: от удушья или от того, что энергетическая стена раздавит его грудь, протыкая обломками сломанных ребер податливую легочную ткань...
А затем невидимые тиски разжались, и товарищи обессиленно рухнули на покрытый толстым ковром пол кабинета. Воздух вновь свободно проникал в легкие, расправляя успевшие испуганно сжаться альвеолы и возвращая способность дышать, видеть и слышать:
— ...го лишь малая толика того, что мы на самом деле умеем. Я не исключаю возможность, что ваши друзья тоже способны входить в канал без помощи браслета и компьютера, однако с вами этот фокус уже не пройдет. Как только вы выйдете за пределы здания, контур сожмется, и... мне будет искренне жаль потерять таких интересных собеседников. Пусть даже один из вас и не проронил пока ни слова. — Хозяин кабинета убрал руку с мини-пульта. — Идите и приведите своих товарищей. Если они захотят сбежать — пусть. Даже если я и не узнаю того, что хотел. Зато вы убедитесь, что вся ваша иррациональная духовность — только пустые слова. Ради такого я, пожалуй, отпущу их, — равнодушно добавил он, видимо, забыв о специальности Игоря, Не будь последний врачом, он никогда бы не почувствовал в его голосе ложь. Но Игорь был именно врачом и потому безошибочно почувствовал — прославляющий бездуховность и прочую околонаучную ересь «владыка» лгал. Ирина с Данькой умерли бы в тот самый миг, когда попытались сбежать.