— Ты будешь рад встрече с отцом?
— Скоро тебе не станет до этого дела, император. Потому что скоро появятся атомники.
Я поднял бровь.
Итаяс тихо, торжествующе рассмеялся и глянул в сторону лестницы.
Эррет поднялась с кресла, застывшие в безмолвии тени повернули головы: сверху донеслись шаги и неразборчивые слова. Потом по ступенькам слетела, оскальзываясь на краях, бледная, взмокшая Фиррат с пачкой бумаг в руках. Я сжал зубы. «На шаг впереди? Меня всего лишь не застали врасплох».
— В чём дело?
— Государь, — выдохнула она и упала на колени; невольно я отступил на шаг. У Данвы был безумный вид. — Государь. Срочное извещение.
— Скоро появятся атомники, — повторил Итаяс.
Он улыбался.
…От Инакаяна до Катты тянутся степи, по весне буйноцветущие и душистые, летом жёлтые и сухие. Из Катты в ясную погоду видны горы, вырывающиеся из-под земли, как стена. Это Восточный Нийярай. Ещё восточнее, вдоль берега моря простирается Экемен — страна сопок, туманов, затерянных рек, обильных рыбой, и древних девственных лесов, в которых водятся тигры. Из Кестис Неггела через Улен и Инакаян к Порту Станнери идёт Юго-Восточная железная дорога. Её построили двести лет назад по приказу Аргитаи Сияющего, когда возникла необходимость быстро перебрасывать на Восток войска. Адмирал Станнери повёл транспортные платформы на острова Ллиу и Тиккайнай, и с этого началось покорение архипелага.
Давным-давно, когда князь Нийяри именовал себя самодержцем, и ещё задолго до этого, когда не было на свете никаких князей, племена, кочевавшие в предгорьях, верили, что в Восточном Нийярае есть гора Лаан, обиталище земных богов и врата на высочайшие небеса. Многие искали эту гору, чтобы взобраться на неё и рассказать богам о людских бедах. Иные свидетельствовали, что видели вдалеке её острый пик. Но возвратившиеся из странствия разводили руками, а сгинувшие в горах — кто знает, уснули они меж пьяных гостей под божьим столом или меж камней под обледенелым обрывом?
…На круглом валуне, на гриве лобастой высокой сопки сидел и пел маленький дух. Сотню веков назад он появился на свет возле Истока, долго плутал по миру без цели и смысла, с каждым веком слабея, скрываясь от людских магов, а потом приблудился к дому и нашёл хозяина. Теперь хозяин его валялся под сосной на тёплой от солнца траве и точно горный козел жевал щавель, слушая, как маленький дух поёт «На сопках Экемена», балладу, которой не исполнилось ещё и полутысячи лет.
Солнце припекало. Между сопок вилась, как лента, река. Пахло цветами и сосновой смолой.
— Матерь мира, — пробормотал хозяин, не вынимая изо рта травинки, — как хорошо-то…
Подошёл другой человек, встал рядом — так, чтобы не загораживать первому солнечные лучи. Был он, как и первый, высок и статен, облачён в старинный наряд с длинными рукавами. Только глядел второй светлее и строже. Две косы цвета спелой пшеницы лежали на широкой его груди, а глаза были синими как небо.
Первый глянул на него, задрав подбородок, и улыбнулся. Второй постоял, подумал и тоже улёгся на траву — со счастливым вздохом.
Плыли по небу пухлые облака.
Маленький дух замолчал и оглянулся.
Под сосной валялись Каэтан и Лаанга и согласно жевали щавель.
Дух подумал немного и тихонько затянул:
Над родной сторонкой солнце ясно светит,
Города и сёла расцветают в мире.
По лесной дороге, по дороге едет,
Едет император в золотом мундире.
Гордо выступает конь его соловый,
Следом едет свита — воины и маги.
Светлую их доблесть не опишешь словом.
Каждый славен родом, силой и отвагой.
Вдруг князьям навстречу поднятый хромает,
Не робеет парень, весел и спокоен.
Под дырявой курткой кости громыхают,
А где было сердце — полыхает орден.
Он сошёл с дороги, стал по стойке смирно.
Государь его вдруг смерил строгим взглядом.
«Кто ты и откуда? — мертвеца спросил он, —
За дела какие получил награду?»
А тот смотрит прямо, отвечает смело:
«Право, не совру я, ничего не скрою…»
— Вот и всё, — сказал Каэтан.
— Ну это ничего, — проворчал Лаанга.
— Началось, — сказал Каэтан. — Кончилось.
— Уже было, — брюзгливо заметил Лаанга. — Ничего не было.
— Мы и не ждали, что получится.
— Но ведь получилось.
— Ты уверен?
— Увидим.
Каэтан улыбнулся.
— Хорошо бы, — проговорил он.
И погрузился в задумчивость. Лаанга лежал мрачный, то и дело косясь на Мага Выси сквозь заросли аптечной ромашки. Ниже по склону рос женьшень, выше — малина. В густых травах хлопотала пёстрая птичка, вкладывала лакомые кусочки в разинутые клювы птенцов. Рыжая лиса мелькнула внизу, под обрывом. Далеко-далеко заревел тигр.
Каэтан молчал. Маги Начал могли молчать десятилетиями, понимая друг друга с полумысли, и сейчас бесцельно перекидывались словами только потому, что хотели слышать голоса. У Лаанги была Эррет, был выводок мелких духов, которых он спас когда-то от рук беспощадных рескидди, были древние мертвецы, не пожелавшие обновлять память новым рождением. У Мага Выси не было никого: он не хотел связывать своим бессмертием чужие судьбы. Когда-то он, подобно Лаанге, привечал демонов, но все они уже много веков спали, спасаясь от давления невыносимого времени. Один Лаанга ещё помнил язык народа, из которого происходил Каэтан, и сам на родном наречии мог побеседовать только с ним.
«Мне пора», — подумал Каэтан.
«Уже поздно», — подумал Лаанга, а вслух сказал:
— Времени полно.
— Хорошо было, — улыбнулся Каэтан, слышавший его мысли.
«Она всегда выигрывает, — подумал Маг Выси в свой черёд. — Она играет честно, но выигрывает всегда. Хитри, осторожничай, лги — Она выиграет. Решив, что Её можно обмануть, мы обманули только себя».
— Хватит ныть, — сварливо сказал Лаанга. — Пойди и дай ему пинка.
— Он-то чем виноват? — засмеялся Каэтан.
— Ты сказал Ей нет? — скептически напомнил Лаанга. — Ты сказал Ей да. И я.
Каэтан вздохнул.
«Надеюсь, — подумал он, — я не проиграл ничего серьёзнее жизни».
— Есть ведь ещё кое-кто, — сказал Маг Бездны с грустью. — Выстоит!
— Светлая вера, — согласился Каэтан. — Но до неё был айин. Он — выше.
Лаанга длинно, сердито выдохнул и перекатил голову набок. Он долго молчал, потом сказал:
— Ты знаешь.
Каэтан улыбнулся и сел, глядя на друга.
— Ты тоже, — ответил он.