Он обернулся к зеркалу и пожелал увидеть Юцинеле.
…сила противодействия оказалась так велика, что Лонсирема ощутимо втиснуло в спинку кресла, а не будь этой спинки — швырнуло бы по комнате. Он задохнулся и отчаянно заморгал: на сетчатке не гасли цветные пятна. В зеркале, доселе таком послушном, при мысли о таянке встала стена нестерпимо яркого пламени — отрицающего, отвергающего, отталкивающего.
«Не дальше! — сказало пламя. — Здесь я ставлю тебе преграду».
Нечеловеческой силы воли Итаяса достало только на то, чтобы не до самого дна открыть душу чужому взгляду. Воля же пламени, казалось, могла уничтожить дерзнувшего смотреть.
— Что это? — прошептал Лонси.
И подумал, что не хочет знать. Достаточно того, что оно забрало себе девчонку. Она не умрёт, пока не завершится высшая осень, а это большой срок; так что и вовсе нет ему до неё дела.
Лонсирем в сердцах пожелал её больше не видеть.
Зеркало исполнило его желание странным образом; маг даже заподозрил, что насмешливая бесконечность на миг вспомнила о нём и ради потехи подбросила это пренелепое видение. Вместо светлоглазой горянки и огненного сияния Магу Выси внезапно предстал государственный суперманипулятор Аллендора — взмыленный и с перекошенной рожей.
«…вы видите сразу двух государственных суперманипуляторов, настоящего и будущего», — вспомнил Лонси безо всякого маятника. Часть его сознания заглянула на виллу под Ройстом и удостоверилась, что Маджарт удалился от дел; он был ещё жив, но совершенно не желал бороться со смертью. Его удерживала только надежда воочию увидеть Каэтана.
«Каэтан?» — растерянно подумал Лонсирем. Но мысль о прежнем Маге мгновенно его покинула, точно рыба, подцепленная ловким крючком. Лонси помнил только длинную, в десять строк, формулу на доске в университетской аудитории — а на заднем ряду в той аудитории сидел грубый потный Мерау.
Теперь Мерау предстал ему в регалиях суперманипулятора. Посреди какой-то секретной лаборатории («Аньяр, — легко узнал Лонсирем, — Талука, пригород Аньяра, один из бункеров Атомного направления. Бункер шестьсот семнадцать»), пыхтя от натуги, Мерау вычерчивал прямо в воздухе одно из заклятий Пятой магии.
Картина эта навела Лонси на размышления.
Размышления опять оказались разными одновременно; мало-помалу Лонсирем привыкал к этому трудноописуемому состоянию разума. «Сейчас», «раньше» и «потом» соединялись, словно три реки в одном русле. Прежний Лонси испытывал отвращение и ненависть к мерзкому Мерау, будущий потешался над ним, а нынешний внезапно задумался о том, как работает зеркало. Он только теперь понял, что окружающие его вещи подчиняются его воле так, будто существуют только в его воображении. Но они были реальны. Зеркало представляло собой обычный магический механизм, хотя ни о чём подобном Лонси прежде даже не слышал. Оно управлялось мыслью. Как это возможно? Неужели он действительно в состоянии использовать Пятую не задумываясь, как хорошие маги используют Первую?
— Х-ха! — сказал тем временем Мерау и завершил схему.
Поверхность стекла затрепетала, точно потревоженная водная гладь.
— Ой, — сказал Лонсирем.
Каким-то образом Мерау лез прямо в его зеркало.
Делать ему в нём было, с точки зрения Лонсирема, совершенно нечего. Он уже потянулся шлёпнуть суперманипулятора по лысеющей макушке и осадить, но вмешался будущий Лонсирем. «Господин Мерау взывает к Магу Выси, — вложил он в теперешнего Лонси здравую мысль. — Прямо по университетской схеме. Лихо у него это получается. Что, если ответить?»
Прежний Лонси испугался. Он до сих пор боялся Мерау. Студенческие воспоминания смешивались с робостью перед суперманипулятором. Юный Лонси рассчитывал стать государственным магом. Когда он понял, что цель эта недостижима, что ему предстоит всю жизнь смотреть на настоящих специалистов снизу вверх, что сам он ничего не стоит — это совершенно его сломило. Теперь всё стало иначе. Но то, что свершилось, было слишком огромно, чтобы спокойно и быстро осознать перемену и принять её. Лонсирем потерялся в растянутом времени, в своих и не своих чувствах, в необъятном количестве информации, которое поставляло зеркало. Ориентироваться во всём этом было непросто.
«Мерау, — подумал Лонсирем. — Оджер Мерау — государственный маг, суперманипулятор Аллендора. А я — не государственный маг. Я Маг Выси. Окончен спокойный сон, начался день деяний. Во имя магий земли и неба, плоти и духа, малого и большого. Именем могущественнейшего света. Именем…»
Он встал и торопливо заходил по комнате, натыкаясь на мебель. На миг он даже забыл про усердствовавшего Мерау.
— Мне всё это кажется, — вслух сказал Лонси.
Он прекрасно знал, что не кажется, потому что одновременно был собой-будущим. Но Лонси полагал, что здравомыслящий человек, попав в подобные обстоятельства, просто обязан прежде всего решить, что ему кажется. Иначе просто неприлично. Иначе получится, что он легковерный невежда. Нельзя вмиг поверить, что ты стал Магом Выси.
— Я… — Лонси поморщился и сказал: — я сошёл с ума. Я так переживал крушение своих надежд. Я считал себя сильным магом. Теперь со мной что-то случилось. Я нездоров. У меня видения, и в них мне кажется, что все мои мечты осуществились. Я… даже читал о таких случаях.
Лонси предпринял усилие, чтобы вернуться в реальность.
Ничего не произошло.
Он повременил немного и с чувством выполненного долга вернулся к зеркалу.
Мерау всё старался. Поняв, что он второй раз подряд пишет не самое примитивное заклятие Пятой, Лонсирем подивился. Оджер и впрямь был силён. Лонсирем-будущий знал, что ему самому можно теперь даже не вспоминать о магии — магическое поле мира подчиняется его воле без схем. Но Лонси-прежний хорошо помнил, чего стоит Пятая обычному человеку.
— К Магу Выси взываю, — внятно сказал Мерау. Пухлые щёки его затряслись. Жирные люди обычно кажутся слабовольными, даже если они недобры; и странно смотрелись пронзительные угрюмые глаза Оджера на его круглом мягком лице.
Лонсирем поразмыслил. В учебниках не было ни слова о том, что отвечал взывавшим Каэтан, поэтому пришлось импровизировать.
— Отвечаю тебе.
Оджер звучно щёлкнул зубами от неожиданности и сдавленно вздохнул. Покрасневшие от натуги глаза его закатились. Лонсирем наблюдал за ним со смесью удовольствия и любопытства. Приятно было видеть, как нервничает Мерау.
— Приветствую тебя.
— Добрый вечер, Оджер.
Мерау сморгнул.
— Спустя тысячелетие… — неуверенно начал он; глаза его блуждали. Лонси не сразу понял, что Оджер его просто не видит. — Аллендор счастлив приветствовать тебя. Я — государственный суперманипулятор, верховный маг королевства. Я прошу удостоить меня чести беседовать с тобой.
Лонси усмехнулся.
«Вот так, — подумал он, радуясь справедливости. — Когда-то надо мной можно было издеваться. А теперь я удостаиваю тебя чести. Ничего просто так не бывает. Всё правильно». Потом ему пришло в голову, что ещё правильней будет, если Мерау его увидит. Пусть поймёт и прочувствует.