Лонси захихикал и направился к мерцающей вдали вывеске.
…И было весело: совсем неплохо. Людей в задымлённом подвале оказалось полно, они разговаривали, играли в «палочку» и в «пух-железо», один раз две пьяные компании чуть не передрались. Наблюдать было интересно. Лонси потягивал в углу обжигающую, глянцевито-чёрную местную алензу, вслушивался в диалекты риески и пытался угадать, откуда приехал в столицу тот или иной мужлан. Один рескидди, золотобородый бык, ругался так затейливо и забавно, что половину хотелось запомнить на всякий случай. «Тоже арсеит», — насмешливо подумал маг, уставившись в стакан. Бородач на редкость изобретательно сочетал между собою всех трёх Матерей, а также вторую из них, Арсет, с её светлым воинством.
Потом к Лонси подсел кто-то из завсегдатаев и предложил сыграть в «палочку». Лонси улыбнулся: даже он имел достаточно опыта и благоразумия, чтобы не поверить шулеру. Приятно было сознавать, что тебя не сумеют обвести вокруг пальца, и аллендорец вполне доброжелательно ответил, что проигрывать ему нечего.
— Проторговались? — понимающе спросил шулер.
— Нет, что вы, — отвечал господин Леннерау, играя алензой в стакане. — Я продажами не занимаюсь… Директор экономит на командировочных.
Они вместе прокляли выдуманного директора, после чего захмелевшему Лонси стало совсем смешно. Ночь катилась к утру, южанин-шулер, кажется, уже настрелял себе дичи; он добродушно посетовал на прижимистых северян и заказал себе такой же алензы, как у господина Леннерау.
Лонси одобрил его выбор.
И подумал, обводя взглядом мутный от дыма зал, что вот это правильная, настоящая жизнь: честно работать, а потом честно отдыхать. Если бы он действительно был Динремом Леннерау, посланником по вопросам торгового права, со скупердяем-директором в Ройсте, женой и любовницей, и полным отсутствием таланта к магии — это тоже было бы совсем неплохо… «Что-нибудь делай и живи», — вспомнилось ему, но он уже забыл, кто это сказал. Лонси подумал, что очень долго пытался начать что-нибудь делать, всё время и силы тратил на это и не преуспел; может, попробовать сперва начать жить?
Шулер сказал, что выпьет за его здоровье.
Лонси кивнул и улыбнулся.
Он ещё пару часов просидел в кабаке, слушая откровения южанина; это ему всегда удавалось хорошо — внимательно слушать и выказывать интерес к собеседнику. Под конец шулер едва не признался ему, что он шулер: он пил и всё больше горячился. Стал учить Лонси играть в «палочку», безо всяких ставок, просто так; потом, когда аллендорец ещё раз поклялся, что проиграть может только пуговицы, расхохотался и от щедрот поставил выпивку за свой счёт.
Аленза вовсе не была крепкой, Лонси не собирался валиться под стол; родители его пили это южное вино для укрепления здоровья и по праздникам даже угощали его самого. Но привычки ко хмелю у Лонси совсем не было, а кроме того, за последнее время он мало ел, часто и сильно уставал. В сон от алензы не клонило, но голова шла кругом. Возможно, причиной тому становился ещё дым, наполнявший помещение. Ранней ночью то был обычный табак, потом — уже другие курительные травы.
— Э-э, — сказал южанин, хлопая его по спине, — парень, глаза у тебя как у рыбы. Надо бы тебе на воздух.
Лонси закашлялся и прошептал: «Да… да».
Пьяный и окончательно подобревший шулер даже помог ему подняться и выйти, больше того — сам сунул в руку Лонси его обтрёпанный чемоданчик и велел не забывать вещей. Аллендорец, еле шевеля языком, поблагодарил: в глазах у него мутилось. От глотка свежего воздуха неожиданно начало тошнить, Лонси понял, что он гораздо пьянее, чем казалось, и обругал себя за глупость.
Южанин хохотнул, попрощался и скрылся, велев напоследок передавать привет жене и любовнице.
Лонси привалился к стене.
Луна скрылась, стало темно как в бочке; редкие огни ничего не освещали, точно нарисованы были на холсте мрака, а не зажжены живыми людьми… Вывеска мерцала и гасла. Тянул холодный зловонный сквозняк. Лонси стоял и пытался вспомнить, что он собирался делать и куда идти. Чемодан оттягивал руку, это немного успокаивало: несмотря на хмель, мысли двигались. «Я хотел идти на вокзал, — сказал себе Лонси. — В комнаты ожидания. Уже пора. Сейчас никто не удивится, что я пьян. Надо прийти туда до утра. Утром придут местные. На местные поезда. По делам. Будет нехорошо…»
Он отлепился от стены и медленно зашагал по улице. Вокзал был совсем рядом, это Лонси помнил твёрдо. Чуть ли не вот эта самая стена была стеной вокзала; оставалось только дойти до угла огромного здания, свернуть, а там никакого труда не составит найти вход.
Лонси брёл, встряхивая головой и сжимая ручку чемоданчика. Ветер усиливался, в нём чудился запах воды. Должно быть, он дул с озёр. Редкие деревья, притулившиеся меж домов, слабо шелестели листвой. Лонси брёл и брёл, потом повернул в переулок. На том конце переулка должна была оказаться широкая улица и вход в здание вокзала.
Потом Лонси снова повернул в переулок: на том его конце должна была оказаться…
И ещё раз.
И ещё.
Но её там не было, сколько ни поворачивай.
Когда перед ним оказалась глухая стена тупика, аллендорец остановился. Обернулся.
Было пронзительно тихо. Ветер стих. Тускло белели оштукатуренные стены каких-то хозяйственных построек, на старой мостовой лежал мусор — доски, стёкла, выломанные куски кирпичной кладки. Над крышами возвышались деревья, словно бы выгравированные на бессветном небе тончайшей иглой.
Хмель рассеялся. Лонси понял, что заблудился.
Он вздохнул и покачал головой, но унывать не стал. Чего-чего, а потеряться в Рескидде он давно уже не боялся; кроме того, совсем недолго оставалось до наступления утра, скоро должно было стать светлее. Выбравшись на любую крупную улицу, он легко найдёт дорогу к вокзалу. Только вот поспать в комнатах ожидания уже не успеет, и это по-настоящему плохо, потому что план действий нужно сочинять на свежую голову… Голова у Лонси побаливала, его ощутимо клонило в сон. Он присел на корточки и проверил содержимое чемоданчика: шулер, к счастью, не был вором, или просто решил отдохнуть от дел, и всё скудное имущество Лонси осталось при нём. Это радовало.
Но место было дрянное. «Куда я забрёл? — мрачно подумал Лонси и ещё раз проклял себя за глупость. — Надо отсюда выбираться». В Рескидде ночью не сыскать тишины, а тут, среди глухих стен и запертых сараев, тишина стояла столбами, неподъёмными глыбами; Лонси не слышал собственных шагов. Зарева, которое по ночам неизменно пылало в небе над городом, он тоже не видел. Звёзды уже пропали, был только предутренний серый свет. В его блеклом течении Лонси долго плутал по закоулкам, многие из которых были уже разворота его нешироких плеч. Он спотыкался, испачкал руки и одежду и думал, что утру давно уже следует наступить: время шло, а светлее не становилось. Тихо было по-прежнему.
Лонси успел разозлиться на проклятые переулки и высказать им пару ругательств, перенятых от золотобородого рескидди, когда за углом показалось широкое пустое пространство. Маг едва не подпрыгнул от радости и ускорил шаг: сейчас он выйдет на улицу, там люди, он спросит дорогу и выберется, наконец, из этих дурных лабиринтов.