Игнорировать боль невозможно. Но ее можно терпеть. Если необходимо, можно терпеть довольно сильную боль. Просто спросите любую мать.
Голый, лежа на полу среди разбросанных щепок, с ожогами третьей степени на коленях и внутренней стороне бедер, я на миг потерял устойчивость при мысли о том, что мир смог увидеть человека, который дважды на протяжении своей жизни оказывался голым в таких обстоятельствах. Боль вернула мне какое-то подобие равновесия. Поистине, я испытывал чудовищную боль в тишине, пока очень внимательно прислушивался, не раздастся ли голос человека, который до этого пытал меня. Я различил шорох движений, который быстро стих, это напавшие на меня немного переместились с тех мест, где были, когда погас свет, после чего я услышал единственный произнесенный слог, который донесся из уст этого человека, лежащего на полу, когда он дал им понять, где находится, чтобы не оказаться на линии огня.
— Здесь.
«Здесь», как оказалось, было всего в полуметре от меня. Я и без того знал это, поскольку то, что уткнулось ему в плечо, было не обломком стола, а, вообще говоря, пальцем моей ноги. Но это слово все-таки сослужило свою службу, так как позволило мне яснее представить, где находится его лицо. Поэтому когда я резко лягнул его пяткой другой ноги, я отчетливо почувствовал, как его нос вдавливается в череп.
Он издал еще один звук, долгий и громкий, и под его прикрытием я резко выкинул обе ноги высоко в воздух, опустил их и перекатился на ступни, отчего проволока еще глубже впилась в мое тело.
Мои глаза постепенно оправились от первоначального шока темноты. Звездный небосклон, который мог дать хоть какое-то представление об окружающем при обычном отключении электричества, был затянут дымом, накрывшим лос-анджелесский бассейн после суток пожаров. Поэтому комнату освещали лишь сами пожары. Горстка мерцающих огней, все не ближе километра. В комнате стояла почти кромешная тьма.
Я немного переместился, держась ближе к северной стене, чтобы не попасть на то место, где скрипел пол, и поспешно бросился в кухню. В жилой и обеденной зоне происходили похожие изменения. Крик человека, лицо которого я изуродовал, смолк и сменился стонами и хрюканьем, прерываемым булькающими звуками, когда кровь текла из носовой пазухи в горло, и он выхаркивал ее, чтобы не захлебнуться.
Другие трое попытаются перекрыть комнату, решил я. Тому, кто стоял настороже у окон, будет недалеко до стеклянной двери, чтобы ее загородить. Я даже видел небольшой сгусток мрака на фоне чуть более светлой тьмы на улице, который не вписывался в привычные очертания комнаты. Тот, кто просматривал мои вещи, постарается заблокировать коридор, который ведет в заднюю часть дома к спальням и ванным. Ему придется преодолеть наибольшее расстояние и обойти больше всего препятствий. И безусловно, он будет производить больше всего шума. Человек со шрамами встанет у парадной двери в жилую зону. Короткий прямой путь, в результате которого он окажется ближе всех ко мне.
Я присел на корточки за рабочей зоной в центре кухни; услышал, как человек, пересекавший комнату, наступил на обломки стола и невольно выругался; почувствовал, как выросло напряжение в комнате, когда товарищи, должно быть, мысленно обругали его, и легко провел пальцами по кухонной утвари, висевшей сбоку от стола, пока полностью не уверился, что понимаю, где находится крючок с ножницами для дичи. Сняв их с крючка, я мизинцем отстегнул зажим на конце рукоятки. Пружинный язычок бесшумно раскрылся. Я медленно и долго вдохнул и, стараясь как можно меньше выгибаться, просунул загнутое вверх нижнее лезвие между проволокой и поясницей. Однако петля на моей шее была уже затянута так, что не позволяла мне выгнуть спину. Когда я затянул ее на последние три сантиметра, она сдавила мне горло. Проволока скользнула в зазубрину у основания нижнего лезвия, я нажал, миг сопротивления, и проволока лопнула с резким звоном.
Реакция последовала немедленно. Пол заскрипел.
Да, может быть, это кажется мелочью, но этот скрип сообщил мне очень много скрытой информации. Во-первых, он сказал мне, что либо человек со шрамом, либо тот, кто блокировал заднюю часть дома, приближается ко мне. Во-вторых, то, что я не слышал шагов, свидетельствовало о том, что, кто бы это ни был, он снял обувь. В-третьих, сообщил, что они не собирались просто открыть по мне огонь. Этот последний факт намекал, что у них еще остались вопросы и ответы на тот случай, если они меня опять схватят.
Мне хватило мотивов, чтобы причинить себе боль. Я лег на спину, подтянул колени, свернулся клубком и просунул обе руки под ягодицы и провел ими вниз вдоль всей длины ног. Когда ты голый, провернуть этот маневр гораздо легче, чем в одежде, однако прикосновение к ожогам сторицей отплатило мне за такое преимущество. Вдобавок это действие невозможно выполнить, не наделав довольно много шума. Шума, на который последовала реакция в виде быстрого топота шагов.
Я все еще не мог дышать. Поэтому я постарался скорее вывести руки из-за спины. Я надеялся, что смогу выколупать проволоку из глубокой борозды, которую она проделала у меня в шее. Но вместо этого я сложил руки на груди молитвенным жестом и опустился на колени.
Человек, пересекавший комнату, обогнул стол и приблизился. Он шел низко нагнувшись, протянув руки, в правом кулаке сжимал нож. Готовый нанести резаную или колющую рану или отразить удар другого лезвия. Эффективная техника боя с ножом.
Находясь с ним в такой интимной близости, я довольно ясно видел его тень. Не сомневаюсь, что он мог видеть меня еще лучше. Когда тебе за шестьдесят, ты уже не заигрываешь с южным калифорнийским солнцем, и я не загорал десятки лет. Можно сказать, я был бледен как привидение. Имея перед собой такую превосходную мишень, он пошел в нападение, приблизился, подошел еще ближе, выставив нож перед собой и готовясь нанести удар, от которого я должен был бы, стараясь уклониться, плюхнуться на спину. Из этого положения я мог бы сбежать подальше и попасть в руки стоявшего у стеклянной двери. Жалкая оборона, но разумная, поскольку единственный другой вариант заключался в том, чтобы упасть вперед к его ногам, и он бы не упустил законную добычу, прижал бы коленом мой затылок и ждал, пока не подойдут его товарищи, чтобы меня связать.
Я упал вперед.
Все сложилось крайне неудачно для напавшего на меня, когда я расцепил руки и выставил гнутые лезвия ножниц, которые я прятал. Я дал им раскрыться на несколько сантиметров и вонзил в его правую ногу. Они прорезали подъем стопы, вышли сквозь подошву, и оба кончика вгрызлись в деревянный пол. Ума не приложу, зачем человеку с головы до ног одеваться в черное, но при этом надевать белые спортивные носки.
Я не остался возле него для того, чтобы обездвижить его окончательно и обыскать, нет ли на нем оружия. Я принял на веру, что он не стал бы нападать, если бы сперва не отложил огнестрельное оружие. Они не знали, сумею ли я отобрать пистолет, но, уж конечно, не собирались рисковать и сами давать его мне в руки. К тому же мне некуда было торопиться. Я знал, где он находится и где будет находиться по крайней мере еще несколько следующих секунд.
Я снова перешел на другое место.