— Резко надавил вот тут? — Он указывает на мое солнечное сплетение.
— Да.
Он прикрывает глаза. Затягивается так глубоко, что прогорает сразу полсигареты.
— Из человека можно выпустить его духа. Или выгнать, — медленно говорит мне Данилов и только после этого выпускает к потолку столбик серого дыма. — Обычно это пытается сделать священник или шаман. — Данилов кидает окурок в консервную банку с бурой жижей на дне и сразу же закуривает другую. — Им редко удается. Особенно с первого раза. Особенно если дух вошел в тело человека с рождения… Мало кому под силу выгнать духа одним ударом.
— И все же кому?
— Теоретически, такое под силу оборотню… Не смотри на меня так. Оборотень — это необязательно тот, кто в полнолуние превращается в волка. Оборотень — это то г, в ком есть сила двоих. Два полюса, плюс и минус. Как у электрической батарейки. Кто он такой, этот Йеманд, который спас тебя, когда ты тонула? Он говорил тебе что-то?
…Он говорил, а я слушала. И вдыхала гнилой аромат его лилий. И чувствовала, что внутри меня пусто.
Он говорил, они совершенно неотличимы. Эрик и Эрвин. Их тела умеют повторять движения друг друга, их сердца бьются в одинаковом ритме, они вдыхают и выдыхают воздух одновременно. Он сказал, они знают мысли друг друга, им снятся общие сны.
Он говорил, что они с братом агенты. Они работают на разных людей, в том числе на Клауса Йегера. Он говорил, что «Первый отряд» — это послание и что теперь, благодаря мне, они нашли отправителя.
И он назвал мне их общее имя. Их кодовое имя.
Их звали Оборотень. Я спросила его:
— «Надежда». Интернат «Надежда». Дети со счастливыми лицами. Их действительно убил Клаус Йегер?
Он сказал:
— Клаус Йегер, да. Но чужими руками. Договор об испытании препарата РА подписал Михаил Подбельский.
— И он знал?…
— Знал.
— Я не верю.
— Так воспользуйся своим даром.
— У меня больше нет дара.
— Неужели?
— Да.
Он взглянул через больничное одеяло, через кожу и мышцы прямо в середину меня. Чуть выше пупка. Туда, где сходятся ребра.
— Это значит, тебе больше не больно?
— Больше не больно. Я мечтала избавиться от этой боли всегда, сколько я себя помню. Я не знала, что вместо нее придет пустота…
Он отвел глаза. Но я успела перехватить его взгляд. Взгляд хирурга, вырезавшего жизненно важный орган и любующегося удачно наложенным швом.
— А Амиго? — спросила я. — Тот пожар в дельфинарии?
— Это сделал мой брат.
…Не хочу его впускать. Не хочу его брать. Плохой человек…
Я спросила:
— Зачем? Он ответил:
— Амиго должен был умереть.
…Говорил плохие слова. Делал огонь. Плохой дрессировщик…
Я спросила:
— Зачем?
Он ответил:
— На языке якутских шаманов такие, как он, называются «ийе кила». На бурятском — «хубилган»…
Амиго — хороший мальчик
…А на языке твоих предков, саами, это звучит как «саива гуэлйе». Красиво, правда?..
Амиго — афалина
…В шаманских обрядах духи зверей помогают шаманам совершать путешествия в иные миры. Амиго должен был умереть, чтобы стать твоим саива гуэлйе.
афалины спасают
…Твоим зверем-помощником. Зверем-проводником.
афалины не оставляют по ту сторону дна никого
Я сказала:
— Уходи, Эрвин. Если, конечно, ты Эрвин. Уходи и не возвращайся ко мне. Ни ты, ни он. Никогда.
Он ответил:
— Я очень виноват перед тобой.
Он сказал:
— Я предатель.
Он сказал:
— Я, кажется, люблю тебя, Ника.
Он сказал:
— Не прогоняй меня. Подожди. Твои предки считали, что предавший должен выполнить три желания того, кого предал. И тогда он будет прощен. У тебя есть желания? Три желания? Я сделаю все, что ты хочешь.
Я хотела прогнать его. Но потом я прислушалась к своей пустоте. Я не знала, где правда. Я не знала, говорит ли он искренне — или это часть большой лжи. Я блуждала в потемках.
И я подумала: если кто-то в потемках протягивает тебе руку, за нее стоит взяться. В темном доме лучше ходить за руку с тем, кто видит во тьме.
— Я хочу, чтобы ты помог Зинаиде Ткачевой уехать вместе со мной.
Он загнул на руке один палец.
— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
Он загнул второй палец, потом наклонился и поцеловал меня в губы.
— Свое третье желание я, пожалуй, сохраню на потом.
НИКА
— Я хочу вернуть его.
— Кого?
— Духа, которого у меня отняли. Я хочу снова отличать правду от лжи. За этим я к вам пришла. Вы можете позвать его?
Данилов рассеянно поглаживает желтыми пальцами бубен. Потом качает головой. Отрицательно.
— …Настоящему нойду полагается пройти через муки. Прея чем стать шаманом, он должен практически умереть. Это моя быть смерть от огня, смерть от железа или смерть от воды… — Данилов жестом учителя указывает в мою сторону, точно я являюсь ходячей иллюстрацией из учебника для первого курса шаманскского ПТУ. — Пока тело его лежит бездыханным, незримые духи предков, духи животных и птиц будут терзать его, разрывать на куски варить в котле, пожирать его плоть и пить его кровь. Тем временем душа нойда должна отправиться в странствие на другую сторону мира, в царство мертвых, обрести силу и вернуться обратно в тело Только после этого обряд посвящения можно считать завершенным. Если нойд не прошел его, он не может зваться истинным нойдом..
Данилов делает театральную паузу, курит.
— Так вот, за последние сто лет никто в этих краях не проходил обряд посвящения. И я не проходил. Я не нойд. У меня есть некоторые наследственные таланты… Но ты просишь у меня невозможного. Я могу видеть духов, но я не вправе с ними говорить.
— Я сама с ним поговорю.
— Нет. Только нойду позволено заговаривать с духами предков.
— Но это же мой дух.
— Уже нет. Тебе не стоит с ним говорить.
— Так вы можете его вызвать? Без помощи слов?
— Разве что ему понравится мой бубен… — задумчиво выдыхает Данилов.
— Вот этот?!