Нет, не так.
Хотелось броситься на шею, осыпать лицо поцелуями. И пусть бы мымра смотрела из окна, как он увозит ее в светлое будущее. И пусть они не слишком красиво расстались, тот факт, что он не побежал за женой, а оставался в ее, Наташиных, объятиях, пока не кончил, уже о многом говорит.
Пока она сомневалась, Сергей утоптал чемодан и уехал. За неделю не позвонил ни разу и домой не являлся. Худосочная мымра ходила с вытянутым лицом и смотрела злобной крысой. Такие глаза у всех брошенок, Наташа сама наблюдала.
Выследить его не составило никакого труда: он съехал в родительский дом, бросал во дворе машину. Наташе позвонили знакомые уже через два дня и мимоходом сообщили, куда пропал любимый. Прождав неделю, она решила действовать, нарисовав в голове умопомрачительную картину воссоединения в духе современных мыльных опер.
Добравшись до дверей его квартиры, женщина несколько раз выдохнула, словно собираясь прыгнуть в воду, и, призывно улыбнувшись, надавила на кнопку звонка. Дверь открылась почти мгновенно.
— Вы кто?
То, что ее может встретить не Сергей, а его мама, Наталья как-то не предусмотрела. Улыбка на лице сменилась с победоносно-завоевательной на жалкую и беспомощную.
— Здрасьте, — проблеяла она. — А мне бы… Сережу.
— Здрасьте, — холодно сказала родительница. — А вы кто?
— Мама, кто там? — прогудело из комнаты. Гостья приободрилась и крикнула в узкую дверную щель, из которой торчал любопытный нос мамаши:
— Сереженька, это я.
— Сереженька? — закудахтала мамаша. — Сереженька? Какой он вам Сереженька?
— Мама, кто пришел?
— Никто, — ответила та и моментально захлопнула дверь. Наталья отпрянула от неожиданности и тупо уставилась на стальной лист, оберегающий Сергея от ее посягательств. Рассвирепев, снова нажала на кнопку звонка.
— Я щас милицию вызову, хулиганка, — пробубнила мамаша из спасительной норы. Потом за дверью кто-то завозился, словно медведь в берлоге, сдавленно крикнул, и наконец дверь открылась. Сергей, в халате и тапках, высунулся на лестницу и, увидев, кто пришел, поморщился.
— А, это ты, — сказал он. Голос прозвучал безрадостно.
— Я, — сказала она, ослепительно улыбнулась и двинулась к нему, намереваясь войти. Однако любимый почему-то не пригласил ее проследовать в семейное гнездо.
— Подожди внизу, я сейчас выйду, — сказал он и нырнул в квартиру, захлопнув дверь. Наталья вздрогнула и еще долго стояла, удерживая на лице ненужную улыбку.
Того, что общество, как оказалось, сутки напролет обсуждало ее разрыв с мужем, Ирина не знала. Ей даже в голову не приходило, насколько заметную роль она играет в городе. Совсем как Алла Пугачева и Филипп Киркоров. Или Максим Галкин. Или кто там еще у Примадонны на очереди.
Она долго возмущалась и пытала Влада, кто ему рассказал об уходе Сергея. Тот вращал влажными глазами, морщился и порывался сбежать, но она не дала шанса, после чего тот нехотя признался, что разболтала знакомая, живущая с Ириной в одном доме.
— Это кто ж такая будет? — грозно осведомилась Ирина.
— Ну… Филиппова Татьяна. Знаешь ее?
— Нет.
— О господи, — закатил глаза Влад. — Ну кто бы сомневался. Она у тебя за стенкой живет, в соседнем подъезде.
— Очаровательно. А ты здесь каким боком? Почему эта самая Филиппова бежит к тебе с новостями?
— Она не ко мне бежит, а к моей маменьке, — обиделся Влад. — Стану я общаться со старыми крокодилами… Был вчера на семейном обеде, там Татьяна и рассказала, что от тебя ушел муж. Она же знает, что мы вместе работаем.
— Санта-Барбара какая-то, — возмутилась Ирина, отказываясь отвечать на дальнейшие расспросы. Однако даже тогда не понимала, что все это лишь цветочки. Настоящую бурю придется пережить дома, когда она, блаженствуя, вылезет из ванны и устроится на диване.
Дома дали отопление, правда, всего по одному стояку, однако атмосфера уже изменилась, и, вернувшись домой, Ирина обнаружила, что не мерзнет. Пощупав батареи, она отметила, что в гостиной отопление есть, а в кухне и спальне — нет, но это было уже не столь важно. Значит, завтра-послезавтра, когда спустят застоявшийся воздух, потеплеет и в других комнатах. Изменившаяся к лучшему атмосфера настроила ее на благодушный лад, оттого к новому шквалу она оказалась совершенно не готова.
Звонок в дверь оторвал ее от просмотра новостей. Путаясь в полах махрового халата, Ирина пошла к дверям.
Ей казалось, что вернулся муж, свой, понятный, с виноватым лицом, без которого дом, как ни крути, стал пустым. Она, разумеется, будет держать спину ровно, следить за модуляциями в голосе и чтобы на лице не появилось никакого удовлетворения, а потом, возможно, простит. Оттого открыла дверь без глупых вопросов, не подумав, что у мужа есть ключи.
Там стояла мать. Только этого не хватало!
— Привет, — буркнула Ирина и посторонилась, пропуская родительницу внутрь. Та окинула дочь изучающим взглядом, покачала головой и вошла, словно королева, соизволившая посетить рыбацкую хижину. Снизошла, прости господи!
— Здравствуй, — произнесла она таким тоном, что Ирина сразу почувствовала себя виноватой, торопливо забегала по прихожей в поисках тапок и даже на кухню бросилась проверить, закрыто ли окно. Не дай бог маменьку продует, тогда хлопот не оберешься.
Алла Сергеевна на дочь смотрела снисходительно. Ничего-ничего, пусть побегает, посуетится, пряча виноватый взгляд. Проще будет разговаривать. Она скинула пальто и подошла к зеркалу, критически осмотрев себя со стороны.
Хороша.
Лицо, конечно, не девочки. И уже почти не женщины. Когда тебе около шестидесяти, на тридцать выглядеть тяжело, особенно если ты решила стареть достойно, не прибегая к гнусной пластике, не подтягивая кожу и не вкачивая в губы силикон, после чего те кажутся надутыми, как резиновая лодка. У глаз — сетка морщин, и носогубные складки слишком резко обрисовались в полумраке прихожей, но со спины ее все еще принимали за девушку. Буквально вчера какой-то прохожий долго шел по пятам, а потом окликнул и ойкнул, увидев вместо молоденькой нимфетки бабушку. Ей бы засмеяться, а стало грустно и жалко прошедшей молодости. А тут еще дочь начала выкидывать коленца…
— Чай будешь? — блеющим голосом осведомилось провинившееся чадо.
— Лучше кофе свари, — строго сказала Алла.
— Кофе тебе вредно.
— Я без тебя знаю, что мне вредно, а что нет, — отчеканила та и пошла на кухню. Ирина пожала плечами, достала из шкафа турку и, налив в нее воды, потянулась за банкой с кофе.
— Леля позвонила с утра, — проинформировала мать, усаживаясь на стул. — Сказала страшную новость: ты выгнала Сережу из дома.
Ирина вздохнула.
Лелей, точнее Ольгой, звали свекровь, но мать в разговорах всегда называла ее исключительно Лелей, что ту невероятно раздражало. Матери было наплевать, поскольку, по ее мнению, на Ольгу та не тянула, а гнусное слово «сватья» произносить отказывалась в принципе.